Книга Игры для взрослых, страница 8 – Фридрих Незнанский

— Значит, вы обе вчера были свободны и решили встретиться?..

— У нас руководитель заболел, а у Ани вчера занятий не было. И она и говорит, что ей девочка из параллельного класса один фильм классный дала. А я давно хотела его посмотреть.

— И что за фильм?

— «Ох уж эта наука».

— Так ему уже сто лет! Я его видела лет пятнадцать назад.

— У нас тогда видика не было, я только слышала про этот фильм. Ну и поехала к Ане. Так обрадовалась тогда…

Лена вдруг погрустнела, и Ирина поняла, что она обратилась мыслями к вчерашнему кошмару.

— Сейчас мы говорим про фильм, — вернула она к действительности девочку. — Он тебе понравился?

— Классный! — оживилась Лена. — Мы так смеялись.

— И который мальчик тебе больше понравился? Беленький или черненький?

— Черненький… — засмущалась Лена.

— Мне тоже. Он ярче, хотя красавчики не в моем вкусе.

— А не скажешь! — вдруг вырвалось у Лены. — У вас муж красивый. Ой, извините…

— Вот так на него все и западают, — вздохнула Ирина. — Прямо отбоя от девушек нет.

— Извините меня, — пролепетала вконец смущенная Лена.

— Шучу, — улыбнулась Ирина. — Так, мы говорили про кино. Не буду тебя ревновать к мужу. Ты еще маленькая, — шутливо пригрозила пальцем Ирина.

— Потом мы пили чай с тульскими пряниками. У Ани папа вернулся из Тулы, из командировки. И привез ящик пряников. Они намного вкуснее, чем в Москве. Мы съели аж по два, такие здоровые, свежие, мягкие…

— Ну и обжоры! — не удержалась Ирина.

Но Лена даже не улыбнулась, потому что ее рассказ подходил все ближе к тому моменту, о котором ей сейчас хотелось вспоминать меньше всего.

— И когда доели, смотрю, а на часах уже десять. Я так испугалась, потому что обещала маме в десять быть дома. Подумала: лучше и звонить ей не буду, что задерживаюсь. А то дважды влетит — и по телефону, и потом дома. Вышла на улицу. А уже стемнело. Анин папа предлагал меня до остановки проводить, но он только с поезда, устал, я и отказалась. Постеснялась его беспокоить. Вышла на остановку. Стемнело. А Анин папа устал…

Глаза девочки налились слезами, и Ирина поняла, что она оттягивает момент самого страшного в своем рассказе. Ей хотелось еще быть в теплом доме, где уставший Анин папа потчует девочек пряниками, и невзирая на усталость, готов проводить подружку своей дочери на остановку. А она отказывается. И в этом была ее первая ошибка.

— Ты пожалела Аниного папу. — Ирина погладила девочку по руке. Лена совладала с собой и продолжила:

— На остановке никого не было. Я еще обрадовалась, что мальчишек нет, никто приставать не будет. А то бывают такие дураки, не знаешь, куда от них деваться. Стояла и думала, что мама точно будет ругаться. А тут проезжает милицейская машина.

— Она ехала от центра?

— Да, по моей стороне. Остановилась. Милиционеры о чем-то говорили и смотрели на меня. Я еще подумала: и чего они смотрят? А один дверцу открыл и вышел — такой здоровый, шея толстая. Подходит и так грубо говорит…

Лена запнулась.

— Что он тебе сказал?

— Он сказал… неприличное.

— Мне можешь сказать, я знаю много неприличного.

— Он сказал: «Что, сучка, блядуешь?»

У Лены брызнули из глаз слезы и она зло вытерла их кулаком.

— Этот был покрупнее того, который остался в машине?

— Да. Хотя и у второго шея толстая. И стрижка короткая, «ежиком». И у первого такая же, как у бандитов.

Ирина внимательно слушала, потому что со слов Турецкого знала: еще вчера девочка не в состоянии была описать насильников.

— У этого, который вышел, глаза были злые?

Лена задумалась.

— Он не злился. Он так лениво сказал. А тот, в машине, засмеялся. Мне стало очень стыдно, и я чуть не заплакала. Мне еще никто не говорил такие гадости. Как они могли подумать? Если бы я как-то одета была вызывающе или вульгарно. Или накрашена сильно. Или стояла… призывно. Я сказала, что они ошибаются, я жду свой автобус, меня мама дома ждет. А он мне не поверил, я видела. Тогда я сказала, что несовершеннолетняя. И тогда он схватил меня за руку и потащил к машине.

— Он что-то говорил при этом?

— Что в отделении милиции проверят, нет ли у меня приводов.

Лена сжала перед собой руки, и костяшки пальцев побелели. Она изо всех сил старалась не плакать, но голос ее дрожал. Ирина не торопила ее, она просто молча гладила девочку по плечу.

— Я сначала подумала, что нужно смотреть в окно, куда они меня везут. Но тот, что сел рядом, вдруг наклонил мою голову и прижал ее рукой к сиденью. Он стал другой рукой хватать меня… и смеяться. И второй смеялся. Я вырывалась, и тогда он придавил меня двумя руками. Я не знаю, сколько они меня возили. Мне казалось, очень долго.

Потом машина остановилась, и один сказал второму, что надо повернуть на аллею.

— Ты точно помнишь, что на аллею?

— Да. Мы еще проехали какое-то время, потом машину начало трясти, будто она ехала по плохой дороге, но недолго. И тогда они остановились и заставили меня выйти. Я все еще вырывалась, и один рванул мою кофточку. Все пуговицы отлетели. И потом…

Лена тихо заплакала и опустила голову.

— Они меня по очереди… насиловали. Я даже не могла кричать, потому что один из них залепил мне рот скотчем, а второй держал за руки.

— Леночка, ты не помнишь какие-нибудь приметы на лицах обоих?

Девочка крепко зажмурила глаза и обхватила руками голову, силясь что-нибудь вспомнить.

— От одного воняло сигаретами. Их лиц я не могла рассмотреть, потому что было темно. Но у одного из них была металлическая коронка на верхнем зубе. Он когда смеялся, она блеснула, и я заметила. Как они могли? Ведь у них тоже, наверное, дети?

— Как ты думаешь, по сколько им лет?

— Совсем старые. Я думаю, под сорок.

— Вполне возможно, что у них есть дети и они их даже любят.

— У одного было обручальное кольцо на пальце, — вспомнила Лена.

— Оказывается, ты не так уж и мало помнишь, — подбодрила девочку Ирина. — А может, они как-то друг друга называли?

— Один того, кто с обручальным кольцом, назвал Вованом.

— А как же ты выбиралась оттуда? В темноте, одна…

— Когда они меня оба… изнасиловали, велели лежать на траве и не вставать, пока не уедут. Я думала, они меня хотят убить. Потому что второй схватил меня за горло и сказал, что запросто может свернуть мне шею, как куренку. Но тот, что с обручальным кольцом сказал, что нечего об меня руки марать. Я и так ничего о них рассказать не смогу. И пригрозил, мол, если что, они меня найдут и уроют. И родителей моих тоже. Но тогда я не испугалась. Правда, мне уже было все равно. Они и так сделали со мной самое худшее. И я сразу решила, что обязательно отомщу им. Они сели в машину и поехали, а я проследила куда. Чтобы по той же дороге куда-нибудь выйти.