Онлайн книга «Кукла из темного шкафа»
|
Между тем Сергей уже набирал номер телефона. – Ты кому звонишь? – Отцу. Только бы он оказался на месте… Сергей молчал, а Маша злилась. Что он собирается спрашивать у своего отца? Ведь по пустякам он навряд ли стал бы его тревожить. – Па, это я. Извини, что мешаю. Ты не мог бы сказать мне, кому принадлежала раньше квартира тети Тамары? Когда Сергей положил трубку, лицо его выражало высшую степень удовлетворения. – Ну и кому же принадлежала эта квартира? Что происходит? Ты задавал отцу такие странные вопросы… Но Сергей и на сей раз ничего не сказал. Он встал и отправился гулять по квартире, осматривая ее шаг за шагом. Маша, убитая его недоверием, ходила за ним, пытаясь что-либо понять. – Скажи, какая нам разница, кто здесь жил раньше? – спрашивала она. – Думаешь, сюда время от времени приходит старый хозяин? – Хозяйка! – Горностаев поднял указательный палец вверх. – Да, именно хозяйка, причем очень известная в городе женщина. И даже скажу тебе больше: она – киноактриса. – Да? И кто же? – удивилась Маша. – Елена Трефилова. – Сама Трефилова? Ничего себе… Маша, мечтающая о карьере актрисы, потеряла дар речи. Как же такое могло случиться, что она, каждый день бывая в этих роскошных апартаментах, даже не почувствовала, что здесь царит артистический дух? Но, с другой стороны, как же она могла это почувствовать, если квартира теперь принадлежит Тамаре Саржиной, которая обустроила ее по своему вкусу? – Еще один вопросик можно? – продолжал мистифицировать подругу Горностаев, так и не посвящая ее в свои догадки. – Попробуй… – Вот, представь себе, что ты – Елена Трефилова. Ты ведешь особый образ жизни, тебе нужно много пространства, чтобы разместить своих многочисленных гостей, обустроить спальню… – Я поняла тебя, – улыбнулась Маша, вдруг на самом деле представившая себя на месте великой русской актрисы. – Мне бы понадобилась отдельная комната для моих театральных и кинокостюмов, большая спальня с огромными зеркалами, просторная ванная… – Словом, тебе все ясно. Вот и скажи мне, дорогая Елена Трефилова, каким образом ты бы все это устроила, если в наших типовых квартирах комнаты – маленькие, ну просто негде развернуться таланту?! – Сделала бы свой проект. – Но каким образом? – Скупила бы соседние квартиры… – Вот! – Сергей ткнул пальцем ей прямо в плечо. – Попала в самую точку. Госпожа Трефилова купила ЧЕТЫРЕ квартиры, расположенные на этом этаже. Наша, вот эта, – последняя. После того как она купила себе особняк в районе Цветного бульвара, квартира была продана четырем хозяевам. Один из владельцев… – Тамара Саржина, знаю. – Правильно. Но остальные три купила небезызвестная нам… Людмила Николаевна! – Но зачем ей так много квартир? – Со дня на день, как мне удалось узнать с помощью отца (а у него, как ты понимаешь, возможности неограниченные!), эти квартиры уже не будут принадлежать ей. – Она продала их? – Совершенно верно. Сейчас готовятся документы по обмену этих трех квартир на точно такие же. Только на первом этаже одного из больших домов на Садовом кольце. И там планируют организовать музей. – Снова музей? – Да, Машенька. Неужели ты так и не поняла, о каком музее идет речь и зачем Роман Тихомиров уговорил тебя сделать гипсовую маску? – Гипсовую маску? Он что, собирался меня убить, чтобы после меня осталась маска? – Нет, вовсе даже не для этого. Но перед тем как я раскрою тебе все карты, мне нужны доказательства. И я их найду. Ведь главное я теперь знаю: эта квартира примыкала к остальным трем. Остается только найти связующую нить, которой пользуется преступник, или… я уж не знаю, как его назвать… в частности, Роман, который и проникает сюда, чтобы попугать таких девочек, как ты… Рассерженная подобным отношением к себе, Маша запустила в Горностаева подушкой. И в это время раздался звонок. Пришел Никита. Маша хотела было уже на него наброситься с упреками, как братец сообщил: – Я освободил Конобеева. И объяснил, при каких обстоятельствах ему это удалось сделать. Даже Сергей был поражен его рассказом. А ведь и он мог бы найти Конобеева в том особняке, да вот желудок… Парню снова стало стыдно. – Я понимаю, почему Тихомиров улетел в Финляндию. Думаю, что Конобеев дал ему денег, – сказала Маша. – Но как? – Очень просто. Через того же Леонида Викторовича. Больше не через кого. – Может быть. – И мстить он уже не будет, потому что понимает – Тихомиров был прав, устроив ему такое наказание. Надо же… Говоришь, он был пристегнут к батарее? – Маша повернулась к Никитке. Тот кивнул. Девочка была рада, что Конобеев все же нашелся. Но с другой стороны, она была борцом за справедливость, а потому Михаил Александрович должен был сам, на своей, что называется, шкуре, испытать все тяготы нищенского и почти рабского существования. – Представляю, как обрадуется Светка, – вырвалось у Горностаева, но он тут же пожалел о сказанном. – Пусть Дронов представляет, – бросила Маша. – И чего это вы все вокруг нее пляшете? – Надо бы позвонить ей и сказать… – сказал Никитка. – Да он наверняка уже давно дома… В прихожей зазвенел звонок. На этот раз явился Дронов. Захлебываясь, он рассказал своим друзьям о душещипательной встрече Светы со своими родителями. Ну, то, что нашелся Конобеев, знали все. А вот о Кларе они слышали впервые. – Вы понимаете, – Дронов яростно жестикулировал и чуть не задел руками вазу, – Света ее даже не узнала! Она сильно изменилась. Стала прямо как тростинка. Вы бы видели ее… такая красивая, в черном платье, прическа, макияж… Светка, когда вырастет, такая же, наверно, будет. – Интересно, как же ей удалось так измениться? И где она вообще была? Ты что-нибудь узнал? – Сначала я ждал, когда они наговорятся. В это время сам Конобеев, ничего не подозревая, принимал ванну. Вы бы видели, какой он примчался домой! Весь грязный. Заросший, злой… А из ванной вышел совершенно другим человеком. В красивом халате… – Они встретились с Кларой? – Маше было трудно справляться со своим любопытством. – И что же? Не молчи! – А то, что когда он вышел из ванной и увидел свою жену, беседующую со Светой, то остановился на пороге и долгое время вообще не мог ничего сказать. И знаете, что было потом? Не поверите. Красивая Клара прошла мимо него, словно он был – стекло. Сделала вид, что не заметила своего мужа. Как мне сказала Света, когда провожала меня до лестницы, навряд ли она, то есть ее мать, простит Конобеева за грубые слова, брошенные в ее адрес из-за полноты… |