Онлайн книга «Наследство из склепа»
|
– Нет, там ничего не было. Но если приглядеться повнимательнее, то ты увидишь на обеих плоскостях выгравированные схемы. Они похожи на исчерканную географическую карту, видишь? Сергей поднес медальон поближе к свету и увидел на одной из золотых круглых пластин пять латинских букв, расположенных на каких-то островках, а на другой пластине – те же самые буквы, но только словно отпечатавшиеся на ней зеркально и тоже на островках, но расположенных уже иначе. – Я ничего не понимаю, – признался Сергей. – Пять букв «BAUER» – что бы это значило? – Скорее всего, какое-нибудь название или фамилия. – Думаешь, в этом есть какой-то смысл? – Сначала я, как и ты, думал, что это просто рисунки. Но потом прикинул, что для рисунков они уж больно страшноваты – ни тебе узоров, ни красоты… Кроме того, не забывай, что этот медальон достался мне от матери. А если еще учесть, что она бросила меня, потому что была чем-то обязана этим Буффало… – Я забыл, кто такой Буффало. – Тот тип, которому она поручила погулять со мной и который привез меня на свою квартиру и сказал, что моя мать знает, что ей надо делать. – Думаешь, она должна была что-то сделать для него, чтобы он тебя отпустил? – А что еще остается? – Но ведь она ничего не сделала… кажется… – В том-то и дело. Вот и получается: или она НЕ СМОГЛА это сделать, оказать ему какую-то услугу, или же НЕ ЗАХОТЕЛА. Возможно, она была тяжело больна, знала, что умрет, и поэтому поручила меня этому мужику… Голос Соломона дрогнул, как это бывало всегда, когда он вспоминал свою мать. – Но ты хотя бы помнишь, кто ты и откуда? Свое настоящее имя и фамилию? – Помню, но не собираюсь никому говорить. А вдруг моя мать жива, что тогда? Представляешь, каково ей будет жить, если она узнает, что я жив и здоров? Сергей пожал плечами. – Ты меня извини, конечно, может, я что-то недопонимаю, но что дурного случится, если она узнает о том, что ты жив и здоров? – Ну как же тебе объяснить? Ведь ей же станет СТЫДНО! Как она людям в глаза смотреть будет? Да, до такого Сергей навряд ли додумался бы. Да и вообще, он с трудом понимал, как же действительно относится Соломон к своей матери: хочет ее видеть или нет? Ему казалось, что за его словами, которыми он хотел всем дать понять, что ни в ком не нуждается, скрывается совершенно противоположное: он хочет, он очень хочет, чтобы его нашли… И чтобы нашла его именно его мать. – А как тебя звали в интернате и детском доме? – Рыжов. Миша Рыжов. Представляешь? – Это потому, что ты рыжий? – Дураки… – чувствовалось, что он был обижен на тех, кто наградил его такой фамилией. – Послушай, но ведь пять лет тому назад, когда мать твоя тебя бросила, тебе было восемь лет, ты был взрослым пацаном. Неужели они поверили, что ты не знаешь своего имени и фамилии? – Имя-то мое. Но вот фамилию я свою говорить не стал. Это я, наверное, сам виноват, что меня сделали Рыжовым. – Ну а мне-то ты можешь сказать, как твоя настоящая фамилия? – А ты еще не понял? – И тут Соломон как-то очень странно посмотрел на Сергея. – Если честно, то нет… Откуда… – Ладно, сейчас еще одну вещицу покажу, ту, которую мне удалось сохранить. И он достал из кармана рубашки, которую еще ни разу не снимал за все то время, что они с Сергеем были знакомы, носовой платок. – Смотри внимательно… Минут пять. А потом скажешь, договорились? Он встал и подошел к окну. А Сергей, разложив голубой платок из тонкой ткани на коленях, стал пристально его рассматривать, как если бы пытался там найти какие-то почти невидимые узоры или знаки. Но знак был только один. Это был вышитый шелковыми нитками готический вензель – буква В. Это все (кроме грязных пятен, разумеется), что было особенным на этом платке. О чем он и сказал тотчас Соломону. – Правильно. И такие вот метки были на всей моей одежде. Вот и спрашивается, зачем было вокруг старой детской одежды, каких-то там подштанников и рубашки, устраивать такой ажиотаж? – Ты имеешь в виду Альбину? – догадался Сергей. – Конечно! Зачем ей было прятать от меня эти вещи, а потом еще красть медальон?… Хотя с медальоном все, в принципе, понятно – золото как-никак. – Мне кажется, я начинаю понимать тебя. Думаешь, кому-то было важно, чтобы ты забыл свою настоящую фамилию? – Ну, конечно! А эти вещи с метками семьи Бауэр… – тут Соломон резко замолчал, прервав себя на полуслове. – Вот черт, проболтался… – Ты – Бауэр? Это твоя настоящая фамилия? – Да. Но ты должен хранить это в тайне. У меня впереди еще вся жизнь, и я сам должен решать, как мне относиться к своей матери. Понимаешь, Альбина постоянно твердит, что моя мать приходила в интернат и даже видела меня, но не захотела брать, но я не верю ей, и ты не должен верить. Если бы ты знал только, какая у меня мать… И в это время раздался тихий скрип, дверь в комнату отворилась, впуская белую тоненькую фигурку с распущенными волосами. – Мальчики, это я, не бойтесь, это не привидение… Маша подошла к торшеру так, чтобы ее было хорошо видно, после чего села на постели и повернула голову в сторону Соломона: – Можете меня презирать, но я подслушала весь ваш разговор. Маша выдержала паузу, ожидая услышать в свой адрес пару-тройку неприятных характеристик. Но не услышала. – Понимаете, мне не спалось… Кроме того, я должна была рассказать вам кое-что о Ларисе. Не хотелось говорить это на ночь глядя, чтобы не расстраивать тебя, Сергей. Но ведь то, что только что услышала здесь, имеет ко всей ее истории непосредственное отношение. – И какое же? – Соломон всем своим видом показывал, что очень сожалеет, что Маша услышала его признание в отношении тайны своей настоящей фамилии. – Я тебе расскажу кое-что, что тебя заинтересует, но прежде ты расскажешь нам, какое отношение ты имеешь к Илье Галицкому? Соломон аж подскочил, взмахнул руками и замотал головой. Сергей изумленно взглянул на Машу. Похоже, он и сам не помнил, о ком она ведет речь. – Сережа, помнишь тот листок из художественного альбома, который Никитка подобрал в разгромленной квартире Ларисы? – Ну, помню… – А сам альбом художника Ильи Галицкого, который мы обнаружили в гостиничном номере Ефима Борисовича и который ты, – она ткнула пальцем в сторону Соломона, – листал, сидя в кресле? И на мой вопрос, интересуешься ли ты живописью, ты еще ответил, мол, «это еще откуда здесь»? Вспомнил? Вы оба вспомнили? Или думаете, что все это случайно? А я вот, в отличие от вас, обратила внимание и на фотопортрет художника и кое-что поняла… Соломон, ты будешь говорить или считаешь, что нам с Сергеем надо забыть эту историю навсегда? Отвечай, ты знал Галицкого? Ведь это он, Сережа, это он, помнишь, бородач, который приходил тогда к Ларисе домой и собирался ей что-то рассказать… |