Онлайн книга «Модельный дом»
|
Двадцать три двадцать. Турецкий уже давно ждал его звонка, а он никак не мог выпроводить Оксану, которая уже не скрывала своих чувств и готова была отдаться ему даже на рабочем столе, заваленном камерами видеонаблюдения, какими-то проводками, платами и прочей электронной хренотой. — Саша, это Голованов. Что у вас? — Вроде бы как все под контролем. Что у тебя? — Я на месте. Один. — А что с нашим делом? — Порядок! И как только дашь знать… — Тогда все, отбой. Жди звонка. Голованов отключил мобильник и, положив его на журнальный столик, направился в «поварской» закуток, чтобы сварить себе кофе. Еще неизвестно, сколько придется ждать звонка Турецкого, а изъять «вахтовый» журнал, в который мадам Глушко заносила все записи выезда моделей к клиентам и на подиумы, и который она хранила в своем рабочем кабинете, можно было только после завершения всей операции по захвату Чистильщика и его людей. Попросив Ирину заварить кофе покрепче и отказавшись от рюмки коньяка, который, по мнению жены, должен был снять напряжение, Турецкий сидел «на телефоне» и ждал развязки все туже затягивающегося узла. Только что прозвонился Плетнев и сообщил, что наблюдатель, появившийся во дворе его дома два часа назад, продолжает «скучать» на скамейке напротив его окон, и это было очень хорошо. Значит, Чистильщик, контролируя сотрудников «Глории», решился на «второй вариант». Это же подтверждал и недавний звонок Агеева, который уже двое суток кряду не отходил от Марины ни на шаг. В глубине двора он вновь засек силуэт наблюдателя, который исправно нес свою вахту. Турецкий также находился дома, и это позволяло Чистильщику сделать решительный шаг. Папка, переданная Ирине ответсеком «Шока», дожидалась своего часа в сейфе «Глории», взломать который не представляло особой трудности. Теперь оставалось только ждать. Притаившись за перегородкой, которая разделяла смежные комнаты «Глории», Трутнев прислушался к скрежету отмычки, которой Чистильщик и его напарник пытались открыть входную дверь, затем характерный щелчок и лучик света от карманного фонарика, прорезавший застывшую, казалось, темноту. Трутнев не мог понять, каким образом Чистильщик отключил сигнализацию, да, впрочем, это было не столь уж и важно. Лучик света прошелся по комнате и словно замер на громоздком сейфе, поверх которого стоял небольшой телевизор. — Ну? — судя по всему, этот свистящий шепот принадлежал Чистильщику. — Без проблем. Готовь бабки. — Все будет, как договорились. Работай! Трутнев почти почувствовал, как замерли перед прыжком бойцы ОМСНы [2], и как только в замочной скважине сейфа скрежетнула вставленная в нее отмычка, с трех сторон ударили мощные лучи фонарей и… Два коротких вскрика, лагерный мат, тяжелые смачные удары, словно дубинкой били по куску говядины, и не прошло десяти секунд, как все было закончено. Трутнев подошел к крупному мужчине, что лежал лицом в пол у входа, тронул ногой окровавленную голову и показал старшему группы захвата большой палец. Это был Хрюничев. Чистильщик. Достал из кармана мобильник, набрал номер Турецкого: — Порядок! Хрюня в жопе. Что у вас? — Будем завершать операцию… Эпилог
В эту ночь не спал и Владимир Михайлович Яковлев. И как только Трутнев сообщил ему, что задержанная Глушко определена в камеру следственного изолятора временного содержания, тут же выехал на Петровку и, не поднимаясь в свой кабинет, прошел в помещение СИЗО, где его уже ждал Трутнев. — Ну, и что наша мадам? — негромко спросил он, пожав майору руку. — В шоке. Дает первые показания. — Это хорошо, очень хорошо. Но будет еще лучше, когда она накатает «чистуху» [3]. Трутнев только руками развел. Мол, это и ежу понятно, однако, как уговорить ее на это? — Эх, молодежь, — пробурчал Яковлев и, приказав, чтобы к нему доставили задержанную, поднялся в свой кабинет. Кивком отпустил сопровождающего и, дождавшись, когда Глушко умостится на стуле, произнес, чеканя слова: — Начальник МУРа, генерал милиции Яковлев! Если мы найдем общий язык, а я надеюсь на это, то вы можете называть меня Владимир Михайлович. Глушко молча кивнула, сглотнув скопившуюся во рту слюну. Видимо, она ожидала всего чего угодно, но только не подобного знакомства. — Итак, — продолжал чеканить слова Яковлев. — Вам уже известно, в чем вас обвиняют? Пособничество в убийстве, возможно, даже заказ на убийство, когда был убит помощник депутата Государственной Думы Мытников, и… Глаза Глушко наполнились паническим страхом. — Но я не убивала, нет! — Лично вы — нет. И я даже не сомневаюсь в этом. Но те показания, которые дает сейчас Хрюничев… — Но он же топит меня! Топит, сволочь такая! Зверь! Лишь бы самому выкарабкаться. — И в этом я тоже не сомневаюсь, — потрафил ей Яковлев. — Но сейчас, как вы понимаете, кто кого. И если Хрюничеву удастся сделать вас паровозиком… Вы понимаете, о чем я говорю? И свалить всю вину на вас… — Но что… что я могу сделать, если вы верите этому зверю? — Пишите чистосердечное, и я обещаю вам, следствие пойдет нужным путем. — Я… сделаю это. — Хорошо! И постарайтесь правильно оценить роль Кругликова в убийстве Стаей Кукушкиной. — Серапиона Андреевича? — на всякий случай уточнила Глушко. — Да, Серапиона Андреевича Кругликова. Изнасилование несовершеннолетней модели и все такое прочее. — Но ведь он же?.. В ее глазах опять плескался страх. — Успокойтесь. Не позже чем завтра ваш Серпион будет задержан. В общем, можете поставить на нем жирный крест. Глушко молчала, и Яковлев вынужден был спросить: — Так что? Она кивнула и снова сглотнула слюну. — Да! Конечно! Я… я все напишу… |