Онлайн книга «Роскошная хищница, или Сожженные мосты»
|
Уже в машине она, подняв перегородку, повернулась к Хохлу и обняла его, прижав голову к своей груди. – Ты чего, котенок? – приглушенным голосом спросил он, не совсем понимая, что с ней происходит. – Женька... я умоляю тебя – не лезь никуда, я прошу тебя, родной мой, мальчик мой... Женечка... Ей почему-то вдруг стало казаться, что если Хохол будет все время рядом с ней, то с ним ничего не произойдет, никакая опасность ему не грозит, потому что она, Марина, защитит его уже одним своим присутствием. Женька осторожно высвободился из ее рук, сам обнял и прошептал на ухо: – Маришка, не бойся – ничего не случится... Не успокоил он ее, совсем не успокоил... – Возвращайся! – решительно велела она. – Едем к тебе, заберешь манатки – и домой! – Наигралась? – ухмыльнулся он, прижимая ее голову к своей груди и стараясь скрыть охватившее его ликование. – Наигралась. Хватит. * * * Дома ждал сын. Такой родной и трогательный, стоял на лестнице, обхватив ручками резную стойку перил, и наблюдал, как родители раздеваются, как Женька снимает с Марины сапоги, шубу... Она раскинула руки и позвала: – Егорка, иди ко мне, – И он рванул вниз, повис на ее шее, бормоча под нос: – Мама... мамуя моя... Женька зашел в свою комнату, чем-то там брякнул, и Егорка, обернувшись на шум, позвал: – Папа! – Сейчас, переоденусь только – и возьму тебя, – отозвался Хохол. – Пойдем, отпустим Наталью Марковну, пока папа занят, – предложила Марина, и сын согласился, но идти по лестнице ногами отказался. Няня убирала в детской, расставляла по местам игрушки, аккуратной стопочкой складывала книжки на столе, собирала в коробку карандаши. Увидев хозяйку, она оставила свое занятие и попросила: – Марина Викторовна, можно мне выходной на завтра? Маме стало хуже... – Конечно, Наталья Марковна. Оставьте уборку, езжайте домой. Марина в виде исключения разрешила няне жить у себя дома, так как на ее попечении находилась старенькая, парализованная мать. – Сейчас распоряжусь, вас отвезут – уже поздно. * * * Вечером ее мужчины смотрели телевизор в гостиной, Егорка уютно устроился у Женьки на коленях и таращил глазенки на экран, наблюдая за мелькающими мультяшными персонажами. Марина села в другое кресло и задумалась, глядя на семейную идиллию. Вот ведь жизнь какая: не женщина в их паре обычно боится за мужчину, а наоборот... Вдруг Женька повернулся к ней и произнес: – Котенок, я тут подумал... давай ремонт сделаем. – Что?! – Подобное предложение казалось святотатством – для нее все в этом доме было связано с Малышом, здесь была его атмосфера, его вкусы, и вдруг взять и поменять все?! И кто предложил это – ее любовник, которого она и обратно-то пустила из боязни, что его просто-напросто убьют в городе! – А что? Ты из дома музей-заповедник сделаешь? – поинтересовался Хохол спокойно. – Не заикайся больше об этом, – тихо отрезала Коваль, заметив, как внимательно наблюдает за ними Егорка. Хохол пожал плечами и снова отвернулся к телевизору, но по его плотно сжатым губам Марина поняла, что сердится. Но она не могла и не хотела ничего менять, словно перемены означали бы предательство по отношению к погибшему мужу. Она боялась разрушить ауру этого дома, боялась изменить хоть что-то в мебели, в обстановке. И вместе с тем понимала Женьку – ему хотелось привнести сюда что-то свое, чтобы и его присутствие здесь было чем-то подкреплено, намекало на то, что теперь он хозяин... Возможно, это была просто очередная бабья дурь, но Марине постоянно казалось, что Егор присутствует здесь. Что он видит ее и сына, как-то воздействует на многое из того, что происходит с ней, несмотря на то, что при жизни не имел такого влияния. Хотя ведь именно благодаря ему, Егору, в Марининой жизни случались вещи, так или иначе ее менявшие. И то, что у нее есть сын... Спать она ушла поздно, сидела почти до глубокой ночи в каминной, пила чай и думала. Поднявшись в спальню, не обнаружила Хохла – значит, обиделся серьезно и, скорее всего, ушел в маленькую комнатку под лестницей, где обитал при Малыше. «Что за детсад, ей-богу! А что, если...» – вдруг пронзила Марину мысль о том, что строптивый Женька запросто мог ослушаться и уехать в город. Спустившись вниз, она осторожно подошла к неплотно закрытой двери в комнатку Хохла и с облегчением увидела, что там горит свет и сам Хохол что-то тихо насвистывает. Почувствовав, как беспокойство уходит, Коваль развернулась на каблуках домашних туфель и пошла к себе в спальню. Там, скользнув под прохладный шелк одеяла, она постаралась выбросить из головы все мысли, чтобы нормально выспаться. * * * Близилась пятница, день свадьбы Ветки и Беса, и накануне подруга позвонила, сообщив, что ждет в гости на девичник. Коваль удивилась: – Зачем тебе это? Что за предрассудки? – Почему предрассудки? Я просто хочу провести с тобой последний вечер своей незамужней жизни – что тут странного? Марина скорчила гримасу, радуясь, что Ветка не видит сейчас ее лица. – Ты не совсем здорова, дорогая, и пить тебе нельзя совсем... – Мы пить и не будем, – фыркнула она. – Тебе только дай повод, чтоб нажраться до беспамятства, а еще мамаша! Я поговорить хочу, пообщаться. Ты совсем закопалась в своих домашних делах, в своих разборках, не приезжаешь ко мне, не звонишь. А ведь иногда надо и расслабиться. Против этого возразить было нечего, да и не так часто Ветка просила подругу о чем-то, поэтому Марина согласилась. Женька все еще обижался на нее, разговаривал сквозь зубы, даже ночевать в спальню ни разу не пришел, так и уходил в свою каморку. И Марина решила, что давно не устраивала Хохлу легких эмоциональных потрясений, а потому и не сказала, что собирается уехать из дома на всю ночь. Ветка справедливо расценила, что в доме Беса затевать что-то смысла нет – помешают, и пригласила Коваль в город, в свою квартиру, которую благоразумно сохранила. Видимо, готовясь к вечеру, она отправляла сюда кого-то из домработниц, потому что в квартире царил порядок, все сверкало чистотой, даже цветы стояли в вазах. Сама Ветка, еще не совсем оправившаяся после ранения и операций, в простом шелковом платье цвета сливок, доходившем ей до щиколоток, сидела в кресле и курила. Выглядела она уже намного лучше, чем в прошлый Маринин визит, и даже на щеках был легкий румянец. Белокурые локоны небрежно падали на плечи, голубые глаза, тщательно подкрашенные, как-то таинственно поблескивали. Красавица с кукольным фарфоровым личиком. – Привет, дорогая. – Марина, не раздеваясь, подошла к ней, обняла, поцеловала в щеку, протянув букет ее любимых бледно– розовых роз. – Отлично выглядишь. |