Онлайн книга «Хозяйка жизни, или Вендетта по-русски»
|
Марина спустилась в столовую, где за накрытым столом уже сидели Хохол и Егорка, села на свое место и потянулась к стакану с соком. Закончив ужинать, Егор без напоминаний собрал со стойки тарелки и сложил их в посудомоечную машину – это было его обязанностью с четырехлетнего возраста. – Потом иди в душ и к себе, я приду минут через сорок, нам с папой нужно поговорить, – распорядилась Марина, и мальчик кивнул. Хохол вопросительно смотрел на нее, но Коваль не собиралась разговаривать при ребенке. – Идем в кабинет. Бывший кабинет Малыша на первом этаже теперь стал Марининым рабочим местом. Там она держала все документы, бумаги, там же находился и сейф, в котором лежали российские паспорта и Маринины драгоценности, коих было немало – подарки Малыша и Хохла. Ничего в интерьере она не поменяла, все осталось так, как при Егоре. Опустившись в кресло, Коваль закурила, помолчала какое-то время, глядя на сидящего перед ней Женьку. Она не знала, как начать разговор, с какой фразы, как сделать так, чтобы тот не почувствовал себя чужим и отвергнутым. – Женя… понимаешь, какое дело… Словом, Егор нашел свое свидетельство о рождении. – И что? – не сразу понял Хохол. – Как – что? Он прочитал все, что там написано, и именно поэтому сегодня сказал тебе то, что сказал. Женька молчал, уставившись куда-то на пол, словно изучал рисунок ковра. – Жень… – Что? Марина вышла из-за стола, села на подлокотник кресла и обняла любовника за шею, прижавшись губами к виску: – Жень… ты не думай, он не станет любить тебя меньше… он ведь еще ничего не соображает, лепит, что в голову взбредет… – Да, было бы лучше, чтобы он врал так же виртуозно, как ты, – невесело усмехнулся Хохол, похлопав Марину по колену. – Не говори ерунды, котенок. Теперь он знает, что я ему не родной отец, и при любом удобном случае будет напоминать мне об этом. – Ты спятил! Я не позволю Егору относиться к тебе иначе, чем было до сегодняшнего дня! – возмутилась Марина. – Ему пять лет, но тебе-то уже пятый десяток – может, хватит? Неужели ты не понимаешь, что отец не тот, кто в документах записан, а тот, кто растит и воспитывает? Он же копирует тебя, каждое слово, каждый жест! Женя! – Она пересела к нему на колени и взяла в ладони хмурое лицо. – Прекрати! Ты – его отец, другого у него уже не будет. И не было. – Себя хоть не обманывай, – попросил он, прислушиваясь к движениям ее рук по щекам. – Он все равно будет спрашивать. – Я расскажу ему об этом сегодня. Да-да, вот прямо сегодня, – предупреждая возглас Хохла, Марина приложила палец к его губам. – Он обдумает все и успокоится. Хочет знать – пусть знает. – Он еще маленький… – Ну и что? Зато потом никто не сможет ранить его. – Да? А если… – Не надо! Об этом я ему расскажу… позже… когда он будет старше… Марина замолчала, и Хохол, словно почувствовав, как все ее тело сковали тревога и страх, крепче обнял ее и прижал к себе. Они раньше никогда не заговаривали друг с другом на эту тему, просто не было необходимости задумываться, что Егор может узнать правду самостоятельно, да еще таким образом. – Не переживай, котенок, все образуется. Егор вырастет… – Да, – эхом отозвалась Марина, не отрываясь от Хохла, словно это могло отодвинуть непростой разговор с сыном. – Вырастет… – Хочешь, я сейчас с тобой пойду? – предложил Женька, но Марина отказалась: – Спасибо, родной… я должна сама. – Ну, ты тогда просто помни, что я с тобой. – Ты всегда со мной, не говори ерунды. Коваль поцеловала его в щеку и встала, направляясь в детскую. Перед этим она открыла сейф и вытащила оттуда небольшой альбом – это были фотографии, которые Хохол даже в суматохе отъезда не забыл взять с собой. Он понимающе кивнул: – Давай, котенок, все правильно… Перед дверью детской Марина остановилась, набрала в грудь воздуха и резко выдохнула, словно перед прыжком в воду, и только после этого взялась за ручку. Егор сидел в кровати, переодетый в пижаму. На личике застыло напряженное ожидание, руки теребили любимого плюшевого медвежонка, привезенного из России. Марина села рядом с сыном, положила ему на колени альбом: – Здесь фотографии твоего папы, Грег. Мальчик взялся за обложку так осторожно, словно она была горячая и могла обжечь его. С первой страницы на него смотрел Малыш – на фотографии, сделанной в офисе, он сидел за столом и улыбался в объектив. – Это… он? – почему-то Егорка не смог произнести слово «папа». – Да, сынок. У Марины заболело сердце при виде родного лица, она так и не избавилась от своих ночных кошмаров, по-прежнему видела во сне мужа и просыпалась в слезах. Правда, это случалось все реже, однако случалось, причиняя боль. Егорка провел пальцем по фотографии и всхлипнул. – Что такое? – Марина прижалась к сыну, и он поднял на нее синие глаза: – А где он? – Он… он умер, Грег. – Умер? Как? – Так… – А где тогда был я? – А ты… ты был еще совсем маленький, совсем крошечный… – И я его никогда-никогда не увижу? – Нет, сынок, никогда. Он похоронен очень далеко, в России. Может быть, мы съездим туда когда-нибудь, и ты принесешь ему цветы. Егор укоризненно поглядел на мать: – Мам, ты чего говоришь? Как я принесу ему цветы, если он умер? – Ты положишь их на его могилу, и он почувствует, что ты пришел. – Коваль вытерла слезы, катившиеся по щекам, поцеловала сына в темноволосую макушку. – Мама, не плачь, – попросил он срывающимся голосом. – Хочешь, я не буду спрашивать больше? – Нет-нет, сынок, спрашивай… – выдохнула Марина. – Просто… это очень тяжело… – А его звали, как меня? – Это тебя зовут, как его. Я назвала тебя так же. В России ты был бы Егор Егорович, а здесь – Грегори. – Жалко, что я его совсем не видел, – пробормотал мальчик, переворачивая альбомный лист. – Ой, мамуля, а это ты! Это была одна из ее редких фотографий – Марина не любила фотографироваться. Но здесь они были вдвоем – Малыш держал на руках жену, одетую в белоснежное подвенечное платье, и улыбался счастливой улыбкой. – Это вы женились, да? – Да. – А как же папа… ну, мой другой папа? – Мы еще тогда не были знакомы, – уклонилась Марина. – Мам… а я похож на своего первого папу? – Очень. – Коваль снова поцеловала его. – У тебя такие же глаза, такие же волосы… ты копия своего отца, Грегори. |