Онлайн книга «Ночь на хуторе близ Диканьки»
|
– Негоже поминать в месте сем Всевышнего, – пояснил заметно побледневший Байстрюк. – А уж креститься тут… – Пся крев, – поддержал его шляхтич. – Ты что ж, паныч, решил всё пекло погубить? Секундант тоже мне, курва-лярва… И тут же, не меняя тона, одним коротким взмахом всадил свою карабелу в живот запорожского чёрта. Тот охнул, покачнулся, выронил из ослабевших пальцев своих верную турецкую сабельку и, сведя глаза к переносице, рухнул навзничь! – Сдохни, запорожский пёс, – презрительно сплюнул пан Смолюх, выдёргивая свой клинок и указуя им на Вакулу с Николя. – Так что скажут паны, честна ли была дуэль? – Дуэль? Да, вполне честной, – твёрдо заявил молодой гимназист, чувствуя, как холодеет спина его. – Вот к самой вашей рубке у нас претензий нет, верно? – То так, – сурово поддержал друга кузнец. – Однако ж потом вы того Байстрюка попросту зарезали, як волк овцу. – Скорее барана, – поправил Николя. – А шо, барана режут иначе?! – Нет, разумеется, просто уточнил. В остальном ты прав. Это было не по-честному. – То есть паны секунданты недовольны? – Да, – встали плечом к плечу гимназист и кузнец. – Что ж… – Польский шляхтич снял шапку свою, почесал рожки и, подумав, признал: – Я на вас зла не держу, ибо секунданта рубить – честь потерять. А честь для нас, ляхов, превыше всего на свете! Вы вольны уйти. Вакула покосился на друга. Николя кусал нижнюю губу, лихорадочно размышляя: а куда они, собственно, пойдут, если сидят в пекле, дороги домой не знают и никто их провожать не собирается? – Дзенькую бардзо! До видзеня в аду. – Смолюх церемонно поклонился приятелям. – Хотя вы и так в аду, верно? Однако же секунданты мои считают поведение ваше… э-э… слишком шумным. Храпеть во время благородной дуэли… то не можливо, паны! Два мертвеца-гусара, не тратя времени, выхватили тяжёлые сабли свои, и началось… – Ох ты ж мне, вражья морда, сучье племя, чёртово вымя, пёсий сын в правильной пропорции! – объявил ни капли не испугавшийся Вакула, засучивая рукава. – Ось я тоби промеж глаз приглажу трохи! Пудовый кулак врезался в физиономию ближайшего мертвеца, ровненько меж сияющих огоньков, прежде чем тот успел взмахнуть саблей. Гусар пушинкой отлетел по параболе, всем весом сбивая с ног не успевшего отскочить Смолюха. Николя вообще решил рук не марать, а сам шагнув навстречу противнику, по-бурсацки пнул ему с правой сапогом промеж ног! Не думаю, что у мертвеца что-то там в реальности сохранилось, но чисто по генетической памяти покойный гусар пискнул фальцетом, выронил саблю и рухнул на колени, держась обеими руками за «воспоминание». – Минуточку. А чего мы их, собственно, бьём? – Не розумею вас, паныч Николя. Воны ж чертяки, бесы, нечистая сила. Як их не бить?! – Нет, друг мой, я имею в виду другое. Смысл нам мозолить кулаки, когда достаточно их просто перекрестить? – Та так неинтересно, – капризно надул губы кузнец Вакула, но тут… В одно мгновение лежащий пластом Байстрюк вдруг вскочил на ноги и встал над пытающимся выбраться из-под мертвеца шляхтичем. – Ось и мой час настав, пан Смолюх! Взмах турецкой сабли – и твёрдая козацкая рука отсекла голову надменного противника от тела его. Мёртвые гусары мигом погасили огненные очи свои и рассыпались пеплом, ровно и не было их. Запорожский чёрт же, поглядев на верных друзей (верных не ему!) с руками, поднятыми для крестного знамения, также решил не слишком искушать судьбу. – А вы что ж, паны секунданты, решили, шо я вже и вмер? Ни! Сечевого козака так просто не забить! – Судя по всему, поляка тоже, – пробормотал себе под нос Николя, видя, как тело шляхтича встало на ноги и отправилось на поиски собственной головы, смешно спотыкаясь и шаря руками. – Як в жмурки грае, – подтвердил Вакула. – Так шо, пане Байстрюк, не худо бы и рассчитаться, як промеж добрыми людьми водится. А то нам пора до дому, до хаты… – Сто рублёв, як с куста! – важно объявил запорожец, доставая из кармана необъятных, как Чёрное море, шаровар приятно позванивающий мешочек. – Ще свидимся! Друзья и глазом моргнуть не успели, как оказались в том же питейном заведении, за тем же столом, где ворчливая шинкарка ставила перед ними блюдо с галушками и сметану, а промежду приятелей, на равном расстоянии друг от друга, лежал вместительный кожаный кошель. – Чую я, шо добре перебрали мы с вами, паныч… – С чего вдруг? – Та мне привиделось, будто бы я с вашей милостью в самом пекле был, где двое чертяк, наш запорожский и польский, шаблюками рубилися, а за то до нас вот этот кошель с золотыми червонцами представили. – Получается, что мне привиделось то же самое. А так не бывает, с ума поодиночке сходят. – Николя неторопливо развязал кошель, доверху наполненный серебром, и подвинул его к другу. – От же гадюка рогатая, а обещал, шо заплатит звонким золотом! – Не ворчи, всё одно это чистая прибыль. – Як делить будем, по совести али по-братски? – Поровну. Вакула со вздохом признал, что его украинские хитрости тут не работают, и быстренько разделил серебряные монеты на две равные кучки. Полтинники царской чеканки были потёртые, но вполне себе полновесные. – Я до хаты, – объявил кузнец, ссыпая свою долю за пазуху. – Так же, – подтвердил молодой гимназист, вставая из-за стола. – Сколько с нас? Деятельная шинкарка, быть может, в первый раз в жизни забрала галушки обратно, подумала и буркнула что-то вроде как «с чёртовых приятелей денег не берём». Наши герои хоть и удивились такому повороту (знать бы, чему больше – что они отныне у чёрта в друзьях или что в еврейском шинке платить не надо?), но спорить не захотели, а посему просто поклонились, покидая сие гостеприимное и увеселительное заведение. Вакула двинулся в одну сторону, Николя в другую, у каждого были свои дела и свои планы. Гимназист даже почти успел к ужину, который его добрая тётушка приказывала подать кухарке уже в пять часов с расчётом на то, чтоб встать из-за стола никак не раньше девяти. Да и, по правде говоря, кто бы уложился за меньшее время, когда на стол подаётся семь, а то и восемь перемен блюд. Был здесь и бараний бок с гречневой кашей под соусом из брусники. Была знаменитая миргородская солянка с капустой, белыми грибами и тремя сортами мяса. Монастырская уха из сома на курином бульоне с рюмкой водки. Вареники с вишней со сметаной и мёдом под рябиновую настойку. Пироги с визигою на сливочном масле, из лучшей муки, с хрустящей пропечённой корочкой. Жареный петух с потрошками в обрамлении маринованных яблок и отварного картофеля, с тёртой морковкой и луковой подливой. Ну а цельный молочный поросёнок, приготовленный на вертеле, с черносливом и пшеном, по старинному семейному рецепту, коим тётушка так сильно дорожила, что и кухарке всех тонкостей не рассказывала и дочерей своих держала в неведенье? |