Онлайн книга «Дом аптекаря»
|
Долгое свинцовое молчание. — Может, ты была не в себе, может, нет, но в любом случае нам надо поговорить начистоту. Если только ты не хочешь, чтобы я ушла. Итак, мне уйти? Жожо ничего не сказала, но едва заметно качнула головой. Первый успех — перемирие. Рут снова повернулась к окну. Мальчишки ушли. Ветер гонял по пустоши пластиковый пакет. — Во-первых — и я хочу, чтобы ты это запомнила, — я не пыталась тебя утопить. Ни тебя, ни свою баржу, — сухим, официальным тоном продолжила Рут. — Это на тот случай, если ты придерживаешься другого мнения. — Нет, — буркнула Жожо. — Я знаю, что ты ни при чем. Это я ее затопила. — Ты? Ты затопила мою баржу? — Да. У меня были грязные джинсы и пара футболок. Я положила их в машину и… ну, тогда, наверное, все и случилось. Откуда мне было знать, что у тебя неисправный шланг. — Кто тебе сказал насчет шланга? — Полицейский. Сказал, что нельзя доверять женщине, которая сама занимается сантехникой. Чертов Смитс! Шовинист-женоненавистник. Рут показалось, что под сердцем у нее повисла магнитная мина. От комментариев она все же воздержалась. — Забавно, что от твоего шланга пострадала я, а не ты, — добавила Жожо. — Закон подлости. — Со шлангом кто-то повозился. Смитс мог бы и заметить. Жожо сделала вид, что рассматривает ногти, оставив реплику без ответа. — Смитс сказал, ты увидела на барже что-то, что тебя испугало. Что это было? — Фотография. Ты, я и Маартен. Не из альбома. Рут потерла висок. — Какая фотография? — Ты прекрасно знаешь какая, она лежала в твоем ящике. Там мы трое. Фотографировались, когда ездили к морю. И ты меня вымарала, Рут. Ты меня вымарала. — Я тебя вымарала? — Рут ушам своим не поверила. — Как? — Чернилами. Ты хотела вычеркнуть меня из своей жизни. Забыть обо мне. Как будто меня и не было. А вырезать не смогла. Потому что на снимке я стояла между тобой и Маартеном. Поэтому ты вымарала меня чернилами. — Вот ты о чем! Вот о какой фотографии. Господи, Жожо… Послушай — ты должна мне поверить, — у меня просто протекла ручка. Понимаешь? Клянусь, я тебя не вымарывала. Ты хорошо посмотрела на карточку? Это же самое обычное пятно. Если бы я тебя вымарывала, на бумаге остались бы следы от пера, царапины. Жожо молчала. — Не веришь? Хорошо, я найду эту чертову фотографию и принесу, чтобы ты сама убедилась. Если, конечно, найду, — добавила Рут. — И когда же ты ее увидела? До потопа? Жожо кивнула: — Да. Мне стало так плохо, что я расплакалась. Хотела пойти домой, но не могла успокоиться. Потом уснула. А когда проснулась, кругом уже была вода. И я так испугалась. — Нам надо поговорить, Жожо. Не о том, как ты затопила баржу. О нас. О тебе, обо мне и о Маартене. Слишком многое осталось невысказанным. — Ты мне завидовала! — выпалила вдруг Жожо. — Ты ревновала его ко мне, потому что со мной он был счастлив. Я всегда это чувствовала. Рут опустилась на край кровати. — Почему ты никогда ничего мне не говорила? Нельзя держать все в себе. Видишь, что получилось? Знаешь, я много об этом думала… наверное, ты права. Да, я знала, что Маартену хорошо с тобой, и не могла понять, почему у нас с ним ничего не вышло. Эта загадка так и осталась загадкой. Из-за этого я чувствую себя виноватой. — Ты постоянно крутилась где-то рядом. Никогда не оставляла нас одних. Не давала нам быть вместе. — Правда? Значит, вот в чем дело. Ох, Жожо, мне так жаль. Прости. Может быть, ты и права. Может быть, я подпитывалась вашим счастьем. Или просто наблюдала за вами, стараясь понять, в чем причина, почему у вас сложилось, а у нас — нет. — Может быть. — Жожо вздохнула. — Я, наверное, тоже ревновала. — Но почему? Объясни. Жожо состроила гримасу. — Наверное, дело в том, что вы провели вместе куда больше времени, чем мы. У вас была своя история. Кем я была? Чужаком. Посторонней. Третьей лишней. Я тоже хотела тебя вымарать… вымарать ваше с Маартеном общее прошлое, чтобы у него осталось только настоящее… чтобы он ценил настоящее больше, чем прошлое. — Она говорила торопливо, сбивчиво, не поднимая глаз на Рут. — В общем, что-то вроде этого. А потом вдруг пришел день, когда не осталось ни настоящего, ни будущего… только прошлое. Некоторое время они сидели молча, смущенные взаимными признаниями, но теперь в молчании не было враждебности. По крайней мере ее стало меньше. Атмосфера немного разрядилась. — Ревность, — задумчиво сказала Рут. — Она снова всплыла, да? Когда появился Томас Спрингер. Мы снова… — Мы? — перебила ее Жожо. Теперь Рут уже не выдержала. Ее чувство справедливости было оскорблено, и она не стерпела. — Ты права, Жожо. Конечно, не мы. Что я такое говорю? На этот раз ты сама все придумала. Без посторонней помощи. Потому что — слушай меня внимательно и не перебивай — мне он был не нужен. Я тебе не гадила. И не заигрывала с Томасом Спрингером у тебя за спиной. Жожо лежала молча, насупившись, и теребила кисточку на розовой подушке. Пальцы ее двигались все быстрее, переплетая толстые желтые нити, стягивая их в узлы. — Наоборот, — твердо добавила Рут, вколачивая последний гвоздь. — Я тебе не верю, — быстро возразила Жожо, дергая оставшиеся нитки. — Хорошо. Тогда мне придется спросить тебя кое о чем. До той вечеринки в вашем офисе вы с Томасом говорили обо мне? Он не просил тебя пригласить меня на вечеринку? — С чего бы это? — фыркнула Жожо и, то ли устав завязывать узлы, то ли не найдя материала для работы, отбросила подушку, которая, пролетев, задела клетку с пластмассовым попугаем. Клетка закачалась. За дверью зашевелились. Похоже, мать готовилась прийти дочери на помощь. — Отвечай, просил или нет? — Нет! — Но вы говорили обо мне? — Да… нет… может быть… Я уже не помню! Почему бы тебе самой его не спросить? — Я ему не доверяю. — А мне, выходит, доверяешь? — Жожо недоверчиво посмотрела на нее. — В этом вопросе — да. Думаю, у тебя нет и не было скрытых мотивов, чтобы говорить неправду. — Скрытых мотивов? — Скрытых мотивов. — А у Томаса, по-твоему, они есть? Давай попробуем разобраться. Получается так. Томас Спрингер сражен, он так отчаянно жаждет с тобой познакомиться — не знаю уж почему, учитывая, что он тебя не видел; разве что слухи о твоей неземной красоте… — она нетерпеливо взмахнула рукой, — потрясают весь амстердамский бомонд, — что не находит иного способа, как только подкатиться ко мне с просьбой пригласить тебя. Конечно, ведь в доме у старухи ваши пути пересечься никак не могут — это было бы слишком легко. Потом он устраивает так, чтобы я осталась с занемогшей на его собрании коллегой и… |