Книга Война Моря и Суши, страница 68 – Александра Ковалевская

…Валевский постоянно вспоминал лицо аргентинской певицы, её открытый в пении рот со слегка трепещущими от сдерживаемого чувства свежими и полнокровными губами. Ему хотелось видеть эту женщину снова, снова вдохнуть аромат её духов, и мягкий запах головки ребёнка, которого держал на руках… Он буквально разрывался от противоречивых желаний, мешавших планировать будущее.

…Ближе к ночи в его квартире на виде-о возникло бледное лицо Зелмы-Даугавы:

— «Волной, гонимой бурями, явись!» — таинственно произнесла она, и цитата из модной поэмы прозвучала зловеще.

Она хотела сообщить что-то важное. Нужно было встретиться.

Арт вошёл в скоростной лифт, и через бесчисленное количество этажей и улиц-тоннелей, через миракль просторной панорамы Союза, пробивая энергетические мембраны ложных изображений перспектив улиц, прибыл в новострой: в восточный сектор расширявшегося столичного рифа, отвоёвывавшего всё новые площади у бездны.

Привычно отыскал дверь Зелмы.

Оставалось ещё немного времени до возвращения хозяйки.

Валевский почувствовал, что тревожится и голоден, или наоборот, голоден и потому взвинчен, и спустился в ближайшее кафе. Там заказал суп минестроне, но без фенхеля, — для Зелмы, и руллы, всё в термопосуде. Опустил в пакет бульонные чашки. Он любил руллы за изысканность упаковки, за прилагавшиеся к ним салфетки, ножи и фигурные ложки: всю ту церемонность, с которой полагалось поедать кушанье, напоминающее большие пельмени с пряной начинкой, и отлично дополнявшие вкус пюреобразного густого супа с плавающими цветными звёздочками овощей.

Задержался, чтобы подождать заказ: минестроне без фенхеля должен был придти из северо-западного сектора «Атлантик», а это занимало чуть больше времени. Арт посмотрел на витрину, соблазнился пышными свежими пирогами с начинкой, прихватил каждого по куску, рассчитался своей карточкой и поднялся в квартиру.

Зелма ещё не вернулась.

На его запрос пришёл ответ: «Ужинай без меня».

Понятно: видеофон подал изображение Валевского на входе с упаковкой от «Гурмана».

К тому времени, когда явилась Зелма, Арт был сыт и предложил ей содержимое пакета. Зелма отказалась. Ей было не до еды.

— Тебя показывают по всем уличным виде-о в вечерних новостях, сказала она и добавила:

— Да, теперь понимаю, почему герой должен быть один.

Тёмными мудрыми глазами глянула на Валевского.

— Герой должен быть один… — откуда фраза? — отозвался тот.

— Так назвали свою книгу два соавтора из двадцатого века, Олди, — создатели нео-легенд. У Геракла, заявили они, был брат-близнец, на пару с которым он совершал свои подвиги.

— …герой должен быть один… — с горечью повторил Валевский.

Внутри натянулась тонкая струна, лицо полыхнуло жаром, он взорвался:

— Да я проклинаю свою славу миротворца! Это я, я виноват во всём, что случилось с Марком, я подставил его! Нужно было пометить своим именем информацию из архива, принять всю вину на себя, а не выжидать в глупой и трусливой надежде!..

— Невозможно. Знаешь это сам. И Марк не допустил бы ничего подобного. Он позаботился даже о том, чтобы ты не стал свидетелем его ареста.

Марк!

Он всё предвидел, всё просчитал…

— Больно же ты бьёшь! — прошептал Валевский, — для этого меня позвала?

— Прости, Арти, я больше не могу притворяться. Всё так плохо! Марк слишком глубоко завяз в этой войне. Но к тебе его арест не имел никакого отношения. Накануне тебя видели выходящим из о-тэ чуть ли не в обнимку с генералом Оберманном, потому и не решились схватить сразу. А потом было поздно. У них просто не дошли руки… Не вини себя. И прости мне эту выходку, если можешь…

Арти понял и простил её выпад: эта женщина любила Эйджи.

— Выпей воды. Ты в порядке? — сказал он, со стаканом в руке подступаясь к ней, несчастной и подавленной.

Зелма призналась:

— Мне нездоровится. Арт, я узнала, где Марк.

— Что же ты молчишь?! Что ты узнала?!

— У меня месяц ушёл на поиски рыжего…

— Счастливого Полосата? — переспросил Арт, торопя её, и впервые вспомнив про кота Марка, о котором совершенно забыл в болях, суете и волнениях последних недель, под грузом обрушившейся на него славы и известности.

— Да, — ответила Зелма. — Я искала Полосата, чтобы найти его хозяина.

Валевский весь превратился в слух: а ведь Зелма на правильном пути!

Почему это не пришло ему в голову?

Учёт дорогих нанокити ведётся строжайшим образом. Для Полосата подыскали других хозяев, вряд ли Марк завещал его кому-нибудь. Анна Эйджи к рыжему толстяку была благосклонна, но не более. К тому же, Анна не стала бы тратить сумасшедшие, по её мнению, средства коту под хвост — это были её слова. Значит, кити ушёл к незнакомым людям.

— Где Марк?!

Несчастный вид и бледность Зелмы не обещали ничего хорошего. Зелма ответила сухим потрескавшимся голосом:

— В первые часы скандала Марка не просто взяли под стражу, они умудрились моментально подвести его под юрисдикцию кибер-суда. Железка осудила его на пожизненное заключение за «вопиющее нарушение служебных обязанностей, повлекшее серьёзные нарушения работы государственного аппарата и угрозу безопасности рифа».

Арту показалось, мир перевернулся; он упёрся ладонями и лбом в стену, это принесло хоть какое-то облегчение, прохлада выпуклого зигзага морской травы на стене холодила разгорячённый лоб.

Процедил сквозь зубы:

— Лучший инженер СУББОТ, сотрудник Главного Управления угодил под суд роботов?! Как подонок, приговор которому никто не хочет взять на свою совесть? И с позорной формулировкой, придуманной для последнего раздолбая?! А ведь это я во всём виноват!

Накатил приступ слепой ярости. Валевский метался по комнате. Рыбы, скользившие в экранах стен, испуганно бросались прочь и исчезли, жемчужницы закрыли створки.

Одна из драгоценных книг Зелмы упала под ноги Валевскому, раскрылась. Крупно набранная надпись вдруг заставила его остановиться.

Арт справился с дыханием.

Он долго не сводил взор с неизвестной древней фразы: «И дым отечества нам сладок и приятен».

— И дым отечества нам сладок и приятен, — прочитал он вслух.

Поднял скорбно склонённую голову:

— Кажется, я знаю, что можно сделать!

Впервые в его голосе звучала уверенность.

— Боюсь, мы бессильны, — ответила Зелма, стараясь не глядеть в лицо Арту, — я не хочу убаюкивать себя напрасной надеждой. Будет больно, когда истает даже надежда. Вырвать Марка из полностью роботизированной тюрьмы не легче, чем взломать разом всю электронику планеты. Нам нужно смириться.