Книга Любовная неразбериха, страница 10 – Джилл Гарриетт

— Я не произвожу впечатление взрослого?

— Нет, не производите, — засмеялась Хилари. — Но в этом есть конфликт. А когда есть противоречия, есть и развитие.

— Вы философ? — поддел ее Фортье.

— Нет, философы зануды. Умные, но скучные. Я пытаюсь быть художником. Если в картине нет конфликта, она статична.

— А рыбу вы любите, художник? — неожиданно перевел он разговор, и Хилари стало немного стыдно, что она умничала.

— Это важно? — Она удобно уселась на диване среди разнокалиберных подушек.

— Нет, — засмеялся он, — потому что на ужин рыба. И больше ничего. Но я выловил и приготовил ее сам. Это повышает ее рейтинг.

— Я очень люблю рыбу, — вздохнула Хилари. — Как вы угадали?

— Почувствовал, — очень серьезно ответил он и отправился за ужином.

Господи! Он еще и готовить умеет. Мечта и гибель женщинам. Жалко, что Хилари не умеет влюбляться по-настоящему.

Рыба была потрясающей. А еще острый белый соус. А еще салат из овощей, порезанный тонкой соломкой. А еще прохладное белое вино. Если бы он хотел сломить ее сопротивление, ему удалось бы это после такого ужина.

Некоторое время они даже не разговаривали. Хилари откинулась на подушки и наслаждалась тишиной и покоем. Ощущение комфорта и защищенности, которое она не так часто испытывала в последнее время, было столь всеобъемлющим, что ей хотелось закрыть глаза и навеки остаться в этом состоянии. Неужели достаточно тихих сумерек, спокойного разговора и игры света на столовых приборах, чтобы жизнь показалась полной и завершенной. Или это его присутствие?

— Как? — услышала она как сквозь вату голос Рауля.

— Божественно, — улыбнулась Хилари. — Никогда не думала, что гастрономические изыски могут вызывать такое абсолютное умиротворение.

— Поверьте, это только одно из неотъемлемых удовольствий человека, — заметил он.

— Так просто? — лениво ответила она, не обращая внимания на скрытый в его словах намек.

— Да. Особенно если об этом не задумываться, а уметь отдаваться им.

Рауль помолчал. Потом встал и прошелся по дому. Он остановился у окна и долго смотрел на закат. Хилари вдруг захотелось подойти к нему, обнять сзади, положить голову ему на плечо и тоже смотреть, как умирает день…

— Вы способны говорить о деле? — вдруг спросил он и резко развернулся.

Хилари встрепенулась. Ничего себе! Накормил ее вкуснейшим ужином, говорил о пустяках, веселил, заставил совершенно потерять контроль, а теперь окатил холодным душем. Она была совершенно ни на что не способна, но последним усилием воли привела в порядок голову и мышцы. Нужно поговорить о рисунках, которые она везла с другого конца страны. Действительно, не приехала же она сюда, чтобы положить ему голову на плечо…

— Да, конечно, — серьезно ответила Хилари, поняв: в комнате больше нет мужчины и женщины, а есть два профессионала, которые должны обсудить условия сделки. Ей стало грустно. — Что-то я совсем расслабилась. Если нетрудно, подайте мне папку, она где-то у дверей.

Фортье протянул ей папку и присел рядом на диван. Хилари осторожно развязала ленточки и стала раскладывать вокруг себя рисунки.

Он внимательно и долго разглядывал каждый и молчал. Хилари с волнением наблюдала, как меняется его лицо. Сначала оно было спокойно и непроницаемо, потом он нахмурился, потом рот его искривился как от боли. Ему не понравилось! Она видела это совершенно отчетливо и ничего не могла изменить…

Что она сделала не так? Что нужно этому странному человеку, который заставил испытать ее минуты безмятежного покоя и счастья, а теперь в мгновение ока отобрал это?

Неужели она что-то поняла не так в его романе, не угадала героев и не смогла передать атмосферу?

— Вам не нравится, — тихо произнесла она, пытаясь собрать рисунки.

— Подождите, не мешайте мне, — грубо оборвал он и отвел ее руки от листов.

— Не надо ничего говорить, — покачала головой Хилари. — Все и так понятно… Вам это категорически не понравилось.

— Мне понравилось, — раздраженно ответил он, и она не узнала в нем того светлого добродушного юношу, который встретил ее у порога. Сейчас это был жесткий и категоричный взрослый мужчина. — Это добротная, очень профессиональная работа. Цвет, идея…

— А почему?..

— Потому что это не то! Не то!

— Не понимаю. — Хилари пыталась заглянуть ему в глаза. — Что именно вас не устраивает?

— Сейчас попытаюсь объяснить, — уже спокойнее сказал Рауль. Он встал и опять отошел к окну, долго стоял, глядя в одну точку, потом повернулся. — Понимаете, мне кажется, в романе есть отдельный герой. Это город, — медленно заговорил он. — У него свое лицо, свой характер, свои страсти… Он живет сам по себе, может быть другом или врагом…

— Да-да, я понимаю… — поспешила подтвердить Хилари. Она это тоже знала.

— Для меня это очень важно. Я любил его, пытался понять его душу, его судьбу, его характер. И мне казалось, что у меня это получалось. А ваши рисунки… Они прекрасны… Слишком прекрасны. — Он замолчал.

Неужели это все, что он может ей сказать?

— Не обижайтесь, — опять заговорил он. — Они повторяют типичные иллюстрации к путеводителю. Понимаете?

— Да, понимаю, — тихо ответила Хилари и опять начала собирать рисунки.

Больше ей здесь делать нечего. Все предельно ясно. Этот новоявленный писатель возомнил, что разбирается в живописи гораздо лучше, чем она. Два месяца работы можно спокойно выбросить в корзину. Ей были противны сейчас ее волнения, ожидания, надежды… Надо же, он решил, что она совершенно не умеет чувствовать. Иллюстрации к путеводителю! Прекрасное определение.

Хилари не поднимала головы, потому что не хотела встречаться с ним глазами. Что можно добавить? Сейчас она встанет, мило улыбнется, попрощается и никогда больше не увидит его. Отлично! Только бы поскорее добраться до номера, залезть в душ и поплакать.

На этот раз он не мешал ей собираться. Он вернулся к столу, сел в кресло напротив, закинул йогу на ногу и уставился в одну точку. У девушки истерика. Что ж, он не раз наблюдал это в своей жизни. Если бы он не научился пережидать бурю, то давно превратился бы в неврастеника. История с Франсуазой научила его многому. Через пять минут она возьмет себя в руки и начнет вежливо прощаться, не забыв поблагодарить его за прекрасный вечер. Тогда он попробует еще раз объяснить ей, почему был так предельно откровенен.

У Хилари щипало в носу все сильнее. Через пару минут она не сможет противиться слезам. Надо дать себе хотя бы пять минут передышки, в противном случае я не смогу достойно покинуть этот дом.

— Простите, мистер Фортье, — очень вежливо обратилась она к хозяину, — не могу ли я пройти в ванную? Мне…

— Конечно, Хилари, — равнодушно кивнул он. — Вас проводить?