Книга Северный ветер, страница 89 – Анна Кочубей

— Иди! — приказал Фарсид Кавиру.

— Нет, — ответил он не менее твердо.

Старший кочевник опять начал орать, упоминая имя жены сына, а Кавир ему вторил не менее дерзко, пока не схлопотал по зубам. Вытерев окровавленный рот, Кавир ушел и снова выкрикнул «нет» уже на улице. А женщины исчезли, едва Фарсид повысил голос. В шатре остались хозяин, Лу и Амаранта.

— В твоем племени женщины пьют кровь Хармы? — спросил он у пленницы.

— В моем племени Хармы нет.

— Харма — везде! Пей! — Фарсид налил полную чашку крепкого зелья и протянул Моран.

— И выпью.

Выдохнув, она опрокинула напиток залпом и постаралась не показать, насколько перехватило дыхание. Харматанец приподнял голову пленницы и внимательно посмотрел в глаза. «Я выпила слишком мало до, и слишком быстро после, чтобы ты хоть что-то заметил», — мысленно ответила ему Амаранта. Конечно, Фарсид ее не услышал, но пришел в изумление. Оставив Моран в покое, он отцепил цепь Лу от центрального столба.

— Пойдем, Пери.

— Верни им слово, которое дал. Я не буду этого делать.

На какое-то мгновение Амаранте стало нелюдя жаль: он говорил очень серьезно, а на бледных щеках Красавчика появились розовые пятна.

— У тебя не было женщин, Пери? Никогда?

— Были. Но я не буду этого делать, — повторил Лу.

— Вставай!

Красавчик поднялся и обреченно пошел за Фарсидом. Моран прилегла, положив гудящую голову на руку. Она думала не о Лу, а о Ханлейте. Эльф прожил с кочевниками больше десятка лет… Может, пятнадцать, двадцать. Он взрослел среди этих полудиких, откровенных в любви людей. Наверняка, он становился заложником подобных сделок не раз, не два, а постоянно! Как говорил Красавчик? «Свежая кровь в жилах потомства?» Тогда сколько зеленоглазых полуэльфов кочует сейчас по просторам пустыни? «Им понравился Лу… А что говорить о Хане?!»

У колодца Харита звякает посудой, с улицы доносится отдаленный гул. Что это? Голоса? Где-то далеко невидимые кочевники одобрительно шумят и стихают в ожидании неведомого действа. Вот, опять. Соревнование, игра? Возможно. А сердце зачем-то скачет прямо в горле, подгоняя дыхание. «Я же ревную! Я просто задыхаюсь от ревности! Я ненавижу каждую женщину, что живет на земле Хармы, за то, что Ханлейт мог ее касаться. И Гервант еще утверждал, что Хранители дают обет целомудрия?! Какая чушь! Галар был искусен в постели, но куда ему до страсти Ханлейта, его чувственности и опыта! Я не задумывалась — отчего он такой, но теперь я знаю… И я ревную мертвого!»

Амаранта закусила губы и несколько раз с силой ударила кулаком по земле, чувствуя, как податливо проваливается песок под мягкой шкурой. Она ничего не может изменить! Достать Хана с того света — не может, убить Императора, кем бы он ни был — не может; она даже не может покинуть эту проклятую страну, куда ее насильно притащили! Зачем, для чего было возвращаться?! Королева Амаранта умерла, а слабое существо с цепью на ноге заслуживает только презрения!

В шатер неслышно вбежала Фати, проворная, несмотря на беременность. Каким-то шестым чувством догадавшись, что пленнице плохо, она села рядом и обняла. Моран до боли прикусывала с внутренней стороны щеки, вытирала редкие слезы, набегающие на глаза, и никак не могла взять себя в руки, — настолько ее расслабили крепкое пойло и чужое сочувствие.

— Он вернется! — прошептала Фати по-своему, но Амаранта ее поняла.

— Кто? Хан?! Нет!

— Ему будет приятно. Не страшно.

— Ты про Лу? Да мне плевать на него! Он получил то, что заслуживает!

Фати озадаченно умолкла. Это отрезвило.

— Тебе помочь чем-нибудь?

Моран показала на пол: исчезла только грязная посуда, а недоеденная еда осталась.

— Не надо, Фарсид придет.

— Где Сури? С другим? Потому, что не может зачать, как ты?

— Сын Гайшита. Так надо, — Фати снова вздохнула и предложила — хочешь, я заплету тебе косы? Будет красиво!

Харматанка вытащила кожаную веревочку. Моран согласилась и закрыла глаза. Фати осторожно копалась в волосах, несильно дергая и напевая. «Косы» — означало много маленьких косичек: от висков и лба — наверх, в высокий хвост, перевязанный кожаным шнурком, а затылок Фати заплетать не стала, разложив распущенные пряди по плечам.

Вдруг снаружи раздались шаги и звяканье цепи, в шатер ворвался Фарсид, вытолкнув Красавчика вперед.

— Не мужчина! — гневно выкрикнул он по-эймарски и бросил Лу ничком на пол.

Красавчик лежал и не шевелился, Фати убежала, ушел Фарсид ушел, снаружи притихла Харита. Амаранта коротко рассмеялась над злым роком, который люди подобострастно именуют судьбой.

* * *

Ночью Моран разбудила сильнейшая жажда. Даже Фарсид выпил немногим больше: харматанцы тянули напиток по глотку, заедая мясом, а не выливали в себя залпом. Семья кочевника спала неполным составом — ни Кавира, ни Сури не было. Странно, но и Красавчик куда-то исчез. Подобрав цепь, Амаранта пробралась к выходу и услышала тихий хрип. Стояла спокойная ночь, обитатели стойбища свернулись в своих шатрах, и лишь вдали небо подсвечивалась одиноким костром. Лу нашелся у каменной изгороди. Обмотав цепь вокруг шеи, он упирался в свободный конец обеими ногами, пытаясь себя задушить.

— Помочь? — спросила Амаранта.

Нелюдь кивнул.

— Сейчас, подожди.

Она подобрала глиняную чашку, не спеша сходила к колодцу, вдоволь напилась и принесла воды с собой. Потом сняла удавку с шеи Красавчика. Старался он на совесть — цепь оставила багровые пятна.

— Пей.

Лу хотел что-то сказать, но не смог. Держать чашку дрожащими руками — тоже. Пришлось его поить.

— Ты пообещала меня убить, помнишь? Убей, — сипло выдавил Красавчик.

— Не стану. Наблюдать за твоими страданиями — сплошное наслаждение.

— Зря ты мне помешала.

— Так у тебя не получилось, мой аквилейский пери… — насмешливо протянула Амаранта.

— Я бы смог покончить с собой.

— А я про неудачную ночь любви.

— У меня и не могло получиться.

Лу тяжело дышал, и Моран снова поднесла к его губам чашку. Глотал Красавчик с трудом, но ему было одинаково трудно и говорить, и молчать:

— Жизнь — такое дерьмо!

— Еще бы! Горло опухло? Надо было дергать цепь резче.

— Не издевайся надо мной, звезда моя. В тебе столько злости!

— Поэтому я сижу тут при луне и отпаиваю водой самоубийцу, продавшего меня в рабство за десять харм? Да, я невероятно зла!

От свежего воздуха Моран подурнело. Она хотела уйти, но Красавчик схватил ее за руку.

— Ты бросишь меня здесь?