Онлайн книга «Слёзы Шороша»
|
Эта ночь была длинной, неумолчной, счастливой. Дэниел рассказал другу всё, что с ним случилось, начиная с того раннего утра, когда он, влекомый образом Лэоэли, украдкой, через окно, покинул дом Малама. Потом говорил о прошлом, в котором жили почти по соседству два мальчика, Дэн и Мэт, и извлекал из моря воспоминаний жемчужинки, которые заставляли их чувства трепетать и безошибочно свидетельствовали о том, что они в эти мгновения, в эти минуты, в эти часы оставались Дэном и Мэтом. Потом они вместе вспоминали… вспоминали… Под утро они решили, что не откроют тайну Дэниела-Мартина ни одному человеку в Дорлифе – ради Лэоэли, ведь своё сердце она отдала другому Дэниелу, другим глазам, другой улыбке, другому голосу. И нельзя вынуждать её искать, придумывать эти черты в новом Дэниеле. Но они решили, что Дэниел назовётся в Дорлифе своим настоящим именем – Дэнэд, которое для всех будет именем, взятым в память о погибшем друге. – Ладно, Мэт, пойду посплю немного, а утром в Дорлиф. – Точно. И я вздремну. Уже дремлю, глаза закрываются. Подойдя к двери, Дэниел обернулся. – Как Мартина найти, бабушка подсказала? – Сибил. – Ну да: она у нас всё знает и всё помнит. Хорошо, что ты меня нашёл… и мы снова мы. А к этому привыкнешь, – сказал Дэниел и ладонью обвёл лицо. – Уже привык. – И последнее, Мэт: забыл спросить, как там бабушка. Хотя… зря спрашиваю, и так понятно. – Сильно сдала твоя бабушка, – ответил Мэтью и опустил глаза. – Жаль, Кристин нет. Она бы съездила к ней, утешила: от неё поле такое исходит, по себе знаю. – Дэн, я звонил ей вчера, говорил с её матерью. От Крис никаких новостей: не звонит, не пишет. Дала мне номера телефонов. Какой-то листок у Крис на столе нашла, и там эти телефоны: моего мобильника, Маргарет и ещё один. После нашего неожиданного исчезновения она маме моей звонила и твоей бабушке, но говорила с ней Сибил. Тебя искала. – Какой там номер? Дай-ка взгляну… Этот номер я знаю. Это Тимоти Бейл. Это он рассказал, из-за чего умер мой дед, и отдал мне его дневник. (На тетрадном листе, о котором в телефонном разговоре с Мэтью упомянула мать Кристин, гелевой ручкой были изображены рожицы, с надписями под ними. Под одной рожицей было написано: «сладкая насмешка», под другой – «залежалая умиротворённость». Мэтью и Дэниел были нарисованы в виде человечков, несущих вдвоём одну лопату. На штыке лопаты – вопросительный знак, а под человечками – вся без остатка горечь обиды: «подлецы». Так Кристин в процессе тщетных поисков Дэниела выплёскивала свои эмоции на бумагу. Одна рожица удостоилась вполне благозвучной надписи, выпадавшей вследствие этого из череды других: «последняя надежда». Эта оценка относилась к Тимоти Бейлу. Был ещё один рисунок – нечто бесформенное, с коим соседствовали три восклицательных знака, и под ним расшифровка: «бумажный комочек»). – И что это значит? – взбудоражился Мэтью, услышав о Тимоте Бейле, телефон которого по какой-то причине нужен был Кристин. – Похоже, он знает что-то про Крис. Чувствую, только он и знает. Звоню ему. – Э, Дэн! Сейчас ночь. Ты уже забыл, спать собирался? – Тогда у меня идея. Так называемый сынок сейчас пойдёт растормошит дядю Сэмюеля. И тот отвезёт нас ко мне. Выспимся в дороге. На свежую голову позвоню Бейлу. Вещи оставим у меня и на такси к нему. Что скажешь, Мэт-Жизнелюб? – В Дорлиф из твоей гостиной? – Верно мыслишь. Узнаем, куда ведёт эта невидимая дверь… о которой девятнадцать лет я даже не подозревал. – Хорошо бы прямо в гостиную Малама и Семимеса. * * * Имена Дэниел и Кристин подействовали на Бейла так, словно заключали в себе магическую силу. – Я к вашим услугам в любое время суток! – почти прокричал он взволнованным голосом в ухо Дэниела, прислонённое к телефону. Входную дверь открыл гостям сам: ждал их с нетерпением. – Здравствуйте, господин Бейл. Меня зовут Мэтью Фетер, а это мой друг, Мартин Гарбер. Увидев лицо Мартина, стоявшего поначалу несколько позади, Бейл заметно вздрогнул и отпрянул и, поднеся ко рту прижатые ладонь к ладони руки, произнёс шёпотом, вдохновенно и трепетно: – Мой дорогой Ли, ты гений!.. ты потусторонний гений!.. ты ясновидящий гений! Затем он приблизился к Мэтью и, взяв его за плечи, обратился к гостям: – Прошу вас, друзья, не говорите больше ни слова!.. чтобы потом не извиняться за неискренность. – Какая к чёрту неискренность?! – не смог сдержать возмущения Мэтью. – Мы друзья Дэниела и Кристин, и Мартин сказал вам об этом по телефону. И вы без колебаний дали согласие на встречу. – Постойте, постойте, молодой человек, – мягко заговорил Бейл. – Прошу вас, не горячитесь. Вы неправильно поняли меня. Очевидно, я не дал вам шанса точно воспринять мои слова. Я не спорю: несомненно, вы друг Дэниела и Кристин, я знаю это из её слов. Отлично. Но прошу вас, не говорите о вашем спутнике, которого вы представили мне как Мартина. – Что за бред? – сказал Мэтью и в недоумении посмотрел на Дэниела. – Мэт, подожди, – остановил его тот и обратился к Бейлу: – Пожалуйста, господин Бейл, продолжайте. – Не сейчас, друзья мои. Если позволите, продолжим нашу беседу минут через сорок, а на это время примем обет молчания. Друзья переглянулись, и Дэниел сказал, пожав плечами: – Воля ваша. – Вот и чудесно. …Бейл остановил машину вблизи старого многоквартирного дома, фасад которого давно соскучился по добротному макияжу. Разбитые ступеньки лестницы, по которой вслед за Бейлом поднимались Мэтью и Дэниел, облупленные перила и стены – всё противилось прикосновению рук и глаз и говорило о бедности и безразличии. Остановились на третьем этаже. – Впервые я вошёл в эту дверь, когда мне было четырнадцать, и в то же мгновение я очутился в пространстве и времени, которые без преувеличения могу назвать счастливыми для меня. Прошу вас, – сказал Бейл и пропустил гостей вперёд… Стены и потолок комнаты были словно облеплены осколками старых зеркал. В каждом осколке отражалась… жизнь (чья-то или чего-то)… смерть (чья-то или чего-то)… жизнь, переходящая в смерть… смерть, переходящая в новую жизнь… фрагменты… фрагменты… фрагменты того, что могут увидеть глаза, что может осязать кожа, что может уловить интуиция и дорисовать воображение, что может чувствовать душа, чистая душа, болезненная душа… Бейл до поры не проронил ни слова: ждал, когда глаза гостей насытятся, а главное – когда один из них увидит, словно в зеркале, свою новую одноглазую маску, а другой станет свидетелем этого и поймёт, почему этот господин произнёс слово «неискренность». – Дэн, подойди, – сказал Мэтью без оглядки на то, что в присутствии Бейла называет друга, которого ранее представил ему как Мартина, его настоящим именем. – Смотри. (Кивком головы он указал на одну из картин.) |