Книга Петербургское "дело", страница 74 – Фридрих Незнанский

— Да. Проходите.

— Ой, а я не один, — весело сказал сероглазый. Он посмотрел куда-то вбок и качнул головой в сторону двери. Появились еще два парня. Эти были пострашнее первого, да и одеты похуже. Оба в дурацких бейсболках. Один бледный, худой и длинный. Второй, наоборот, приземистый и толстенький, с дурацкими тонкими усиками, которые совершенно не шли к его щекастой физиономии. Бледный ей совершенно не понравился. Во-первых, он держал во рту спичку и вальяжно ее пожевывал, что было верхом пошлости. Во-вторых, он таким сальным и наглым взглядом окинул аппетитную фигуру Насти, что ее слегка покоробило.

— А вы…

— Мы друзья Андрея, — сказал сероглазый парень. — Художники. Вот приехали из Ялты и сразу к вам. С весточкой от Андрея!

— Ну проходите, — сказала Настя и посторонилась, пропуская молодых людей в прихожую.

— Настена, кто там? — крикнула из кухни Мария Леопольдовна.

— Друзья Андрея! Из Ялты! — ответила Настя и затем обратилась к парням: — Разувайтесь здесь. Тапочек на всех не хватит, но здесь теплые полы. Проходите на кухню.

— А мы вас не стесним? — спросил сероглазый парень, весело глядя на Настю.

Глаза у него определенно были красивые. Да и сам молодой человек был ничего. Его немного портил рот — он был узкий, тонкогубый и длинный. Но даже в этом был определенный шарм.

Настя улыбнулась парню и Собралась сказать в ответ что-нибудь остроумное, но тут он стянул с головы берет, и она обомлела. Парень был лысый. То есть совершенно! Но еще больше она обомлела, когда два других парня тоже сняли свои бейсболки. В прихожей стало на две лысины больше!

— Это что? — сказала Настя и кивнула на лысины. — Так нынче модно?

— А то! — ухмыльнулся толстощекий с усиками. — Все художники так нынче ходят!

— Что-то я не замечала. Ну ладно, проходите.

Сероглазый и толстый прошли на кухню, а бледный замешкался в прихожей.

При виде молодых людей Мария Леопольдовна вскочила со стула и прижала руки к груди.

— С Андреем что-нибудь случилось? — воскликнула она взволнованным голосом.

Сероглазый улыбнулся и покачал головой:

— Нет. Пока. Нам надо срочно с ним поговорить. Это вопрос жизни и смерти.

— Но… разве вы не от него?

— Мы не виделись несколько дней. Так уж получилось. Наши пути разошлись.

Мария Леопольдовна опустила взгляд и вдруг вздрогнула. На руке у толстяка она увидела бледную татуировку. Это был лиловый крест с загнутыми краями. Почти как фашистская свастика, только изгибы более плавные. Толстяк проследил за взглядом женщины и небрежно спрятал руку в карман. Мария Леопольдовна медленно подняла глаза. Лицо ее стало еще бледнее, темные глаза широко распахнулись.

— Так это вы… — тихо проговорила она. — Так это из-за вас он прячется?

Толстяк достал из кармана руку и ощерился:

— Догадливая старуха! Да, Димон?

— Заткнись, болван, — недовольно поморщился сероглазый.

Однако было поздно. И Мария Леопольдовна, и Настя с ужасом смотрели на руку толстяка. Но напугала их не лиловая татуировка, а нож, который толстяк сжимал в жирных пальцах.

— Что ж, тем лучше, — смягчился неожиданно сероглазый. — Теперь можно расставить все точки над «и». Дело в том, Мария Леопольдовна, что ваш сын, ваш Андрей, задолжал нам большую сумму денег. Мы давали ему отсрочку, но срок ее истек. Мы не хотим ему зла, но нам необходимо с ним поговорить. Деньги были не наши, и теперь его долг повесят на нас.

— Деньги… — рассеянно пробормотала Мария Леопольдовна. — Какие деньги? За что?

— Карточный долг, — деловито сказал толстяк. — А карточный долг — святой!

Вдруг Настя, до сих пор молча стоявшая у дверного косяка, вскинула руки и гневно крикнула:

— Крутые нашлись, да? Покруче вас друзья найдутся! Вы не знаете, с кем имеете дело, уроды поганые!

Сероглазый повернулся к ней, смерил ее холодным взглядом и сухо произнес:

— Успокойся, девочка. Или будет плохо.

— Это тебе будет плохо, шпана подзаборная! А ну пошел отсюда вон! И жирного своего забери! Я кому говорю!

Настя, как мегера, вцепилась толстяку в рукав куртки и рванула его в сторону выхода. Она была сильной и рослой девушкой, и толстяк едва не потерял равновесие.

Сероглазый слегка отвел правое плечо назад и вдруг ударил Настю кулаком по лицу. Глухо охнув, она отлетела к стене и с тихим стоном сползла на пол. Из носа на подбородок потекла струйка крови.

Мария Леопольдовна негромко вскрикнула. Сероглазый мгновенно повернулся к ней и процедил сквозь зубы:

— Я ее предупреждал. Будете кричать — мой друг выпотрошит девчонку, как свинью.

В подтверждение этих слов толстяк присел рядом с Настей и поднес к ее горлу нож.

— Что я должна делать? — дрогнувшим голосом спросила Мария Леопольдовна.

— Раздеться и встать в позочку, — ухмыляясь, выдал толстяк.

Зрачки женщины расширились от ужаса. Сероглазый слегка покраснел. Он откашлялся в кулак и тихо сказал:

— Я прошу прошения за моего коллегу. У него было тяжелое детство. — Затем повернулся к толстяку и бросил: — Следи за базаром.

Настя вытерла кровь с подбородка, насупилась и с ненавистью произнесла:

— Мои друзья найдут вас… Слышишь, ублюдок? Считайте, что вы оба уже трупы. И тот, в прихожей, тоже.

Костырин посмотрел на нее пристально и серьезно. Раздал узкие губы и хрипло проговорил:

— Смелая девочка, вся в брата. И, увы, такая же глупая. Лучше тебе молчать, малышка. Из-за твоей невоздержанности может пострадать Мария Леопольдовна. Если вы не поможете нам встретиться с вашим сыном, эту милую девушку ждет большая беда.

— О-очень большая! — весело подтвердил толстяк. — Сантиметров этак на двадцать!

— Если через лупу смотреть, — усмехнулась Настя окровавленными губами. — С десятикратным увеличением.

— Настя! — с горечью в голосе сказала Мария Леопольдовна. — Не спорь с ними. Ты же видишь, они не намерены шутить.

Настя фыркнула:

— Да плевать я на них хотела.

Толстяк посмотрел на Костырина. Тот кивнул в ответ. Толстяк повернулся к Насте, быстро схватил ее за волосы и, чиркнув ножом, отсек толстую длинную прядь. Настя хотела закричать, но толстяк ткнул ее кончиком ножа в горло. Настя замерла. В том месте, куда уткнулся нож, выступила капелька крови.

— Теперь ты видишь, что мы не шутим? — спокойно спросил Настю Костырин.

— Теперь — вижу, — ответила она сдавленным голосом.

— Вот и хорошо. Сейчас я дам вам ручку и бумагу. И вы напишете то, что я вам скажу.