Книга Побег с "оборотнем", страница 48 – Фридрих Незнанский

— Хватит, перерывчик небольшой, — выдохнул Турецкий, падая под засыхающее дерево.

— Только не сюда, — испугалась Валюша, хватая его за рукав. — Это же ведьмино дерево, ты с ума сошел?

Он испуганно покосился на массивного великана с изогнутыми кривыми ветвями. Дерево практически отжило, стояло на лишенном растительности пятачке — уродливое, старое, с бугристой корой, покрытой глубокими и извилистыми трещинами.

— Как знаешь, — он пожал плечами, поднялся, — вообще-то, я считал, что дуб — это символ долголетия, могущества и власти.

— Так и есть, — согласилась Валюша. — Но любой постаревший дуб — это ведьмино дерево. Бойся его, Турецкий. А вот сюда — пожалуйста, — она упала под раскидистый молодой дубок, украшенный шапкой сочной листвы.

— Увлекаешься растительной биоэнергетикой? — хмыкнул он, присаживаясь рядом. — Не ожидал от тебя, Валюша.

— Ты думаешь, я такая безграмотная? — она посмотрела на него с какой-то жалостью. — Ничего колдовского, Турецкий. Химия, физика, биология.

— Ну, конечно, — усмехнулся он, — мы тоже университеты кончали. Рябина приносит счастье, осина убивает нечисть, ива помогает искать клады, орешник — источник воды, а цветущая черемуха отгоняет болезнь, потому что такой дурман вокруг себя распространяет, что все микробы в ужасе загибаются.

— Умница, — похвалила Валюша. Она поднялась, прижалась лбом и ладонями к стволу, закрыла глаза. У Турецкого не хватило духу высказать что-нибудь язвительное. Сидел, смущенно наблюдая, как девчонка общается с деревом. Почему бы нет? Отождествить себя с дубом, спокойно постоять, стараясь ощутить движение соков из-под земли по стволу, успокоиться, расслабиться. А когда почувствуешь, что дерево начинает тебя отталкивать, — отойди, зарядка успешно завершена…

— Теперь ты, — сказала Валюша, отходя от дуба. — Поверь, Турецкий, это не просто идиотизм, в этом что-то есть, мне отец в детстве показывал, как это надо делать. А он — человек конкретной науки, трудно заподозрить в суевериях. Давай, Турецкий, не менжуйся, хуже не будет, я отвернусь, если стесняешься. Все нормально, каждый человек — в чем-то дуб…

Он прислонился к дереву «затылком, положил ладони на сильный ствол, слился с растительным организмом, который во всех религиях и мифологиях отождествлялся с человеческим. В этом не было ничего постыдного, в сущности, даже приятно…

Последние две версты они почти бежали. Звук идущего поезда был, как елей для измученной души. Они вбежали в лесополосу, тянущуюся вдоль полотна, проводили глазами товарняк.

— Эх, «была-не-былайн», — сказала Валюша, включая телефон. Обрадовалась: — Пляши, Турецкий, сеть появилась! Ой, мама восемь раз звонила…

— Страшно представить, кто в это время стоял у нее за спиной. Дай сюда! — Он отобрал у нее мобильник, набрал по памяти номер Меркулова.

— Слушаю, — настороженно проворчал Меркулов.

— Уау! — возликовал Турецкий. — Ладно, здороваться не буду, времени нет, кончаются деньги на счету, поэтому слушай и не перебивай. Поличного подставили, он не виновен в том, что ему вменяется. Правоохранительные органы Дубовска покрывают торговлю наркотиками, оружием, проституцию и многое, многое другое, в том числе замешаны в убийстве нескольких коммерсантов. В деле — полковник Короленко, начальник управления собственной безопасности Махонин, начальник криминальной милиции Свечкин. В данный момент идет охота на меня и человека, устроившего побег Поличному. Поличный убит — на моих глазах. Нас пока спасают быстрые ноги. Что с Нагибиным — не знаю, не было возможности до него дозвониться. К концу дня мы планируем попасть в Дубовск. Хотелось бы получить защиту — в том числе для семьи Латыпиных.

— Господи, да где же ты, Саня? — ахнул Меркулов.

— На пленэре. Наслаждаемся красотами родной природы и попутно увертываемся от решительных парней полковника Короленко. Со мной Валентина Латыпина — тридцать три несчастья пятнадцати лет от роду.

— Сам ты несчастье, — проворчала Валюша, — нет чтобы похвалить, сказать, что в помощь вашему дурному правосудию поступила уникальная девочка…

— Оставайся на связи, Костя, и думай, что вы можете для нас сделать. Мне не звони, мой телефон в руках врага, сам с тобой свяжусь.

Он разъединился, набрал Нагибина. Следователь отозвался. Живой, слава богу!

— Александр Борисович? Какого черта! Что происходит?

— А что происходит? — озадачился Турецкий.

— Вчера вечером нагрянули, повезли в управление внутренних дел, задавали очень странные вопросы. Давно ли я вас знаю, что могу о вас сказать как о профессионале, правда ли, что вы больше не состоите на государственной службе…

— Надеюсь, ты рассказал им чистую правду.

— То, что я сказал, известно всем. Особенно их волновало, не делились ли вы со мной информацией по делу Поличного. Я посмеялся, сказал, что информацию, в силу своей природной скрытности, вы всегда придерживаете до последнего. А в целом, я почти не нарывался. Умолчал про «жучка», про парней из наружного наблюдения, которые уже глаза намозолили.

— Ты в гостинице?

— Да, — усмехнулся Нагибин, — под домашним арестом. Сейчас попробую выйти за пивом.

— Выйди, — разрешил Турецкий, — но воздержись от пива. Проверь, продолжают ли тебя пасти. Если нет, смывайся из гостиницы через черный ход. Можешь захватить мою сумку, в ней ценный ноутбук. Хватай такси и мчись на вокзал. Садись на первый поезд до Москвы… в общем, чтобы духу твоего в провинции не было.

— А как же, Александр Борисович…

— Будем считать, что командировку тебе Короленко отметил, — ядовито вымолвил Турецкий.

— А у вас как дела?

Он собрался буркнуть что-нибудь остроумное, но связь прервалась. Он растерянно посмотрел на Валюшу.

— Деньги закончились, — пожала плечами Валюша, — ты же в Москву звонил.

— Твою мать!.. — не сдержался Турецкий. — Нужно срочно пополнить счет. Без связи в ближайшие часы нам полная крышка.

— Сам виноват, между прочим. Мог бы сказать тому парню из Москвы, чтобы положил деньги на телефон.

— Не сообразил, — чертыхнулся Турецкий. — Ничего, Валюша, у нас еще весь день впереди, где-нибудь да повезет.

Они лежали в кустах рядом с железнодорожным полотном, вдыхали запах креозота, наслаждались тишиной и птичьим пением. Идиллию испортила электричка, промчавшаяся в сторону Тулы. Из окна кто-то выбросил бутылку, она покатилась по насыпи, допрыгала до леса, упала к ногам.

— Бомбят, — неуверенно пошутил Турецкий. — Хватит валяться, подъем, рота. Выдвигаемся на юг, по краю лесополосы.

Последующие полтора часа они посвятили коротким перебежкам в непосредственной близости от железной дороги. Вновь урчали желудки, намекая, что неплохо бы их чем-нибудь заполнить. Когда идея пообедать сделалась навязчивой, Валюша приложила палец к губам: