
Онлайн книга «Академия магии Южного королевства. Избранным вход запрещен!»
![]() Олег с самого первого дня пытался сблизиться со мной под тем предлогом, что мы из одной страны. Ему повезло меньше. Он был врачом по образованию и кобелем но складу характера. Поэтому местная миграционная служба в лице ловцов определила его на ПМЖ в храм, не интересуясь его согласием. Особенно его угнетало то, что послушники в храме все мужского пола, поэтому Олег постоянно охотился в Академии. Одно радовало, пресветлый Аугуст держал его на коротком поводке. Ибо это не дело, когда он читает лекции на тему «не прелюбодействуй», а его помощник потом зовет студенток посмотреть на свою коллекцию бабочек. Поскольку студентки были для Олега табу, он переключился на персонал Академии. Марта упорно держала его на расстоянии — вроде обещая, а вроде и нет. Оставалась я. Видимо, в прошлой жизни я была австралийским бушменом, потому что, сколько бы я его ни посылала, он возвращался обратно, как бумеранг. — Это тебе! Я двумя пальцами подняла измазанный в чернилах цветок и выкинула его в мусорку. — Спасибо. Ты к ректору? — Нет, тут Аугуст бумаги на подпись передал. — Передал, спасибо, до свидания. Бумаги положи вон туда. Я подвинула к себе чистый лист, чтобы начать все заново. Но не успела я написать и двух строк, как бумагу выдернули у меня из-под руки. — Ты все еще злишься за ту вазу? — За трехсотлетнюю вазу, которую разбил ты, а вычитают из моей зарплаты? — с сарказмом уточнила я. — Вот через год подходи, как раз расплачиваться прекращу и злиться перестану. Да ты даже осколки убрать не помог, я чуть палец себе не оттяпала, пока собирала их. — Я оказал тебе первую помощь! — А не полезь ты на шкаф за дорогущим антиквариатом и довольствуйся стеклянным ширпотребом на моем столе, этого бы не понадобилось. — Бордовые лилии в простом стекле не смотрятся! Ты, как те лилии, достойна красивой оправы, то есть меня! Олег нагло переложил бумаги на столешнице и сел на освободившееся место. — Ваза стояла не здесь, и если ты решил украсить собой кабинет вместо нее, то лезь на шкаф. — Лада Борисовна, спешу уверить вас, что шкаф тоже является антиквариатом, — Эверо встал в дверном проеме и скрестил руки на груди. — И если он сломается под весом этого кабанчика, то расплачиваться за него будете тоже вы. Как автор идеи. — Тут он перевел взгляд на Олега и, недобро сощурившись, продолжил: — А вы, молодой человек, уж больно упитанны для помощника. Может, урезать вам зарплату, раз вместо работы вы строите глазки моему секретарю? Олега как ветром сдуло. — А ты куда? — остановил меня в дверях оклик графа. — Сообщу уборщице, кто общипал ее любимый гибискус. По-моему, половая тряпка будет очень органично смотреться у этого типа на голове. Но вечер визитов на этом не окончился. Когда я, довольная, поднималась по лестнице от уборщицы, меня нагнал Никола Вермер. — Я смотрю, вы не унываете даже в вашем положении, — вместо приветствия начал Никола. — Впрочем, я говорил Джонатану, что нарядить вас в цвет смертников — неудачная мысль. Я резко остановилась на гладких мраморных ступеньках и чуть не улетела назад. Хорошо, Никола успел подхватить. — Что? Так это не знак траура по его жене? — Черный цвет при трауре носят только ближайшие родственники. Остальные могут носить любую одежду, только черную ленту на предплечье крепят. — Тогда при чем тут цвет смертников? — Все просто: род от них обычно отрекается, и оплакивать их некому. Вот их одевают в черное в знак того, что они в трауре по своей смерти. За разговорами мы подошли к двери приемной, и Никола галантно пропустил меня вперед. Пока я переваривала информацию, он прошмыгнул к Джонатану. Ну, Эверо! Ну, гад! Он бы мне еще арестантский номер и три белые полоски на месте сердца велел пришить! Это, получается, тут вся Академия мне на похороны уже скидывается? Мол, как баба ему надоест, ее сразу на эшафот потащат? — Лада, принеси чай! Будет тебе чай! Когда я входила с подносом в кабинет графа, на моем лице не отражалось ни единой эмоции. Быстро расставив чашки на столе, я удалилась. Вопль раздался примерно через минуту. — Лада! — Звали? Я замерла на пороге. Само смирение, ручки к груди прижаты, глазки в пол смотрят. — Это что? — Граф потряс чашкой с коричневой жижей. — Чифирь! Я ведь, судя по одежде, должна уметь его готовить в совершенстве? Могу вам сухарей найти! А обращаться к тебе по-прежнему или вертухаем звать? Может, мне татуировку сделать? Купола там, или что у вас положено в тюрьмах накалывать? — Довольно! Граф саданул кулаком по столу и грозно рыкнул на Николу: — Ты ей рассказал? — Я думал, она знает! Не став слушать нарастающий скандал, я пошла за свой стол. — Лада, вернись. — Все-таки решили сухарики погрызть? — Есть сведения о расследовании. Думаю, тебе полезно будет знать, чтобы потом ты не упустила ничего важного. Когда я устроилась на диване, Эверо дал знак Николе продолжать. — Что выяснили? — Что вам потолки надо повыше делать. Аделия в последнее время активно наставляла вам рога с погибшим придворным магом. — Это не новость, — Джонатан отмахнулся и, ухватив из вазочки печенье, со смаком в него вгрызся. Я была, мягко скажем, потрясена его равнодушием при известии о костных образованиях на голове. — Ты так спокойно говоришь об изменах жены? — Да. Иллюзий на ее счет я никогда не питал. Мне нужен был наследник с даром. Королевская чета не хотела назначать на должность главы сыска холостого и не оставившего наследника человека. Все-таки работа опасная. Вот тогда я и подобрал подающую надежды магичку. Она была бедна, и ее семья с радостью согласилась на этот брак. Правда, ей пришлось оставить Академию, не доучившись всего год. Я получил должность и наследника, она — деньги и титул. Но ее постоянные скандалы из-за моих измен меня утомляли. Она упрекала меня в загубленном даре. Тогда я и пристроил ее во фрейлины. И я в курсе дворцовых интриг, и ей было чем заняться. Ее любовники мне были безразличны, главное, чтобы на дуэль не вызывали. — Ну ты и тварь, — не сдержалась я. Понимаю несчастную женщину. Графу повезло, что разводы здесь не в чести, иначе давно бы столовое серебро на две кучки делил. — Не цитируй Аделию. Покончив с печеньем, граф отхлебнул заваренной мной бурды, помолчал и выдал: — А неплохо, если привыкнуть. |