
Онлайн книга «На всё село один мужик (сборник)»
Не успел он натянуть кепку на голову, как услышал чуть ли не издевательский голос Лидки, третьего жителя Круглицы: – Это ты, Степан, сегодня пьяный или нет? – та внимательно стала присматриваться к старику. – Что-то я не могу понять. Вроде бы и нет. – Трезвый. Завязал, – на полном серьезе ответил Степан. – Да ты всегда на одно лицо – попробуй разберись, какой ты. Не просыхаешь. – Кто это не просыхает? – пряча глаза, сказал Степан. – Лужа! – Лидка улыбнулась. – Сухой. Сухой, Лидка! – Степан пощупал, не стесняясь соседки, то место, где у него иногда бывает мокро. – У-гу! А знаешь, почему сухой? – Спал мало – не успел. – Да нет! Чушь. Вино сухое пил – вот почему сухой. Понимать надо. А, до вас, баб, пока дойдет… ну, что надо? Косить? – Кажется мне все же, что ты где-то сегодня накосился. С утра. – Kоси, коса, пока роса, – неожиданно для самого себя вспомнил поговорку Степан, к месту вставил ее в разговор с соседкой. – Ты вот что, Степан. Приходи сегодня… Ивана моего помянем. Годовщина, – растягивая слова, почти полушепотом сказала Лидка. Степан одобрительно крякнул, почесав нос, бодро ответил: – Буду, буду, Лидуся. – Только не обижайся, Степан, но без вина помянем. – Ёсттвою прости, а! – старик поднял с земли метелку, которой все собирался подмести у калитки, и тут же швырнул ее во двор. – Без вина помянем… Ишь! Тогда давай прямо вот тут, на скамейке. Я ведро воды вынесу. Кружку. И выпьем. – Нет, за столом. Я приготовила ужин. – Эх, бабы, такую вашу! Мужика помянуть – и без вина! Иван твой перевернется там, в могиле, от такого поминания! – Ты разве не знаешь, что за человек Иван был? Пусть хоть теперь у меня на столе ничего не будет, – вроде бы оправдываясь перед Степаном, сказала Лидка. – Ты, я, Маруся – и помянем. – Что делается, а? Что делается? До чего дошли! Докатились! Нет, я дружка своего закадычного поминать водой не стану, как того хочешь. – И не вздумай припереться с бутылкой! Не вздумай! – решительно заявила Лидка. – Мое дело! – Тогда лучше не приходи! – Как это – не приходи? – обиженно глянул на Лидку Степан. – Степа, я же поминок этих вовсе не хотела делать. Я ведь сказала ему, когда живой был: умрешь, негодяй, забуду на второй день, так и знай. Он же у меня в печенках сидит, Иван. Вот тут сидит… – показала рукой, где у нее таится боль. – Марусю попросила, если раньше отойду, чтобы рядом с ним не хоронили меня: живой опостылел. Так что и со своей бутылкой не приходи. – А я сказал Ивану: когда умрешь, не позабуду тебя, братка. Как я в глаза ему гляну? Каким способом? Ответь мне. – А я тебе сказала, что сказала. Мы тогда с Марусей посидим. Без тебя. Вдвоем. – Лидка, опомнись, не бери грех на свою душу! – предупредил Степан. – Грех? Какой грех? Это пить – святое дело? Да? Пить? – вскипела Лидка. – А о других вы думаете, когда с бутылкой дружбу заводите, булькачи? О женах, о детях – думаете? Он вот меня одну оставил. Под старость. Я была ему нужна только молодая, здоровая. А теперь сама коси, копай, сажай. Ему хорошо: там ничего делать не надо, в гробу-то… – Так иди и ты… туда, – криво как-то усмехнулся Степан. – И я пойду, а куда же денусь. Отгулял, паразит, на этом свете – и пошел себе, а ты тут горбаться. – Пей не пей, а сколько дано – столько и будешь корячиться на этом свете. – Неправда! Она, она, зараза, его скрутила раньше, чем надо. И тебя то же самое ждет. – Завелась, завелась, молотилка, – поморщился Степан. – Это же никому не говорила, что он выделывал. Сам работать ленился… – Так и хорошо тогда, что умер, – сказал и закраснелся Степан: плохо сказал. – Да и какой же работник из человека, когда его на похмелье лихорадка бьет? А водку ищет. Мне надо было бы его сразу прогнать, когда молодой была. Ногой под задницу – вон! Как поженились только, он уже и тогда показал себя… Никому не рассказывала. Стеснялась… Теперь расскажу. Послушай. Самогон я выгнала – новый дом строить начали, людей угостить собиралась. Новоселье сделать. Радость же – новый дом. – Это да. Особенно тогда, после войны, тяжело было строиться, – согласно кивнул Степан. – Спрятала я самогон и на работу колхозную побежала. Лен теребили, как сейчас помню. А он дома остался – ставни подгонял. Работаю себе, ни о чем плохом не думаю, а он, паразит, все перештыковал лопатой в огороде, сено переворошил – искал ее, заразу… Я уже знала его повадки, грешок водился, потому и спрятала. Не нашел. Тогда что он делает, холера? Знал же, паразит, что самогон в большой банке был, налил в порожнюю банку чуть поменьше воды, поставил на стол, хлеба нарезал, луковицу положил, а сам смотрит, когда я на обед бежать буду. Только я порог переступила, он пьяным и прикинулся. Лежит и стонет. Оборвалось что-то у меня внутри, как только увидела, что половина самогона выпито. Руками всплеснула: «А такую твою! В корчи спрятала – и там нашел!» Натолкала ему хорошенько тумаков, за банку с водой – тогда же не знала, что там вода – и перепрятала. А сама опять на лен. Не успела порог переступить, а он к корчам, поразбросал их, нашел самогон и почти весь выпил. А? Степан смеется до слез на глазах. – Такое вот было у меня с Иваном новоселье, – горестно вздохнула Лидка. – Ты чего хохочешь? Смешно тебе? Сам же над собой и ржешь. – А не рассказывал! А не рассказывал! – смахивая рукавом слезы, крутил головою Степан. – Ну Иван, ну артист! Райкин! – Такие спектакли он часто устраивал. Этих анекдотов он придумал на своем веку уйму. Так что не приходи, Степан, с бутылкой. Не надо. Не могу я смотреть на нее. Степан вздохнул, искоса глянул на Лидку: – Так зачем же тогда поминки? Картошки с огурцом налопайтесь с Марусей и песню затяните. – Петь, может, не споем, а поплакать поплачу. Все же я от него четверых детей родила. Приходи… – Ни слова более не сказав, Лидка потопала к своему подворью. – Лидка! – крикнул вдогонку Степан. – Чего? – повернулась старуха. – Я дома… чарку… так и быть. А тогда прибегу. Ага? – как бы извиняясь, уже тихо произнес Степан. – Только пьяным не будь в моем доме, – предупредила Лидка почти гневно. – Тьфу! Такая наша уже мужицкая участь: умрешь – и не помянут как следует. – Степан потоптался на одном месте, вспомнил про метлу, которую прежде забросил на подворье, сходил за ней и принялся наводить порядок перед своей избой. – Сейчас мы, сейчас… Он обычно любил выпивать на скамейке. А чего? Людей в Круглице нет, кроме Mapycи и Лидки, никто не прицепится, чтобы и ему капнул, да и воздух чистый, густой. А тут потопал в дом. Рассуждал: «А то еще Лидка заприметит, что более обещанной чарки проглотил. Ну ее!» Приготовил закуску – кусочек хлеба и молодую луковицу с перышками, наполнил стакан, чуток налил во второй – для Ивана. Поднял свое питье, вздохнул: |