Онлайн книга «Убью кого хочу»
|
А вечером я пришла к маме в гостиную, и мы залегли на диване перед телевизором, как в лучшие времена. Над покрытым толстой вязаной скатертью столом светился приглушенным оранжевым светом старый абажур с кистями. Сейчас он выглядел просто большим, а когда-то казался мне огромным. Наверно, и маме тоже. Сколько ему лет – пятьдесят? Пятьдесят, не меньше. Сколько лет, сколько шрамов… Мама долго гладила меня по спине, прежде чем задать вопрос, который, как видно, мучил ее достаточно давно. – У тебя что-то случилось, Сашенька? – Все в порядке, мамуля. Ничего такого, с чем нельзя справиться. Просто устала. Сессия, Костя… все как-то сразу навалилось. – Но это ведь кончилось, правда? У тебя ведь вчера был последний экзамен, так? – Так. Все кончилось. Не волнуйся. Мама выдержала паузу, знаменуя переход к следующему пункту повестки дня. – Значит, теперь в Палангу? Но я что-то не помню, чтобы ты брала деньги выкупить путевку… – Ах, да, я ведь тебе еще не сказала, – проговорила я, пряча лицо у нее на плече. – Путевка сорвалась. – Как сорвалась?! – Очень просто. Знаешь ведь, как там у них в этих профкомах: объявился кто-то блатной – и всё, привет морскому ветру. – Но как же теперь… – Все уже устроилось, мамочка. Я еду на Кавказ с Лоськиным интеротрядом. У них там как раз освободилось место. Мама отодвинулась, чтобы получить возможность взять меня за плечи и встряхнуть. – Так, Александра. Ты можешь мне толком объяснить, что происходит? Почему я узнаю о таких вещах в последнюю минуту? Когда вы уезжаете? – Самолет утром во вторник. – Господи, самолет! Во вторник! – охнула мама. – И ты сообщаешь мне об этом вечером в субботу! Саша! А если бы я не спросила? – Ну, мамуля, мамулечка… – замурлыкала я, беря проверенный многими испытаниями тон. – Я и сама узнала только вчера после экзамена. Потом сразу заснула. А сегодня с утра мы с тобой обе бегали туда-сюда, не поговорить. Вот сейчас только и время, я и рассказываю. Можно сказать, сразу, при первой возможности. – Ах, Сашка, Сашка… – моя мама просто не умела долго сердиться. – Ну как так можно? – А что такое? Ты ведь сама говорила: «Зачем тебе эта холодная Паланга? Ехала бы лучше с Костей на Кавказ, там солнце, там фрукты…» Ведь говорила? – Ну, говорила… – Ну вот! – констатировала я. – Следовательно, я всего лишь исполнила родительский наказ. Как истинно послушная дочь. Мама рассмеялась и снова привлекла меня к себе. – Да уж, истинно послушная… Ах, Сашка, Сашка… Какое-то время мы просто сидели так и молчали, радуясь субботнему вечеру. – Мамуля, – сказала я. – Я тут с Бимой советовалась насчет ожогов… – Каких ожогов? – всполошилась она. – Да нет, чисто теоретически. Ты ведь как-то говорила, что позор, как ожог – долго жжет, а потом шрам остается… – Ну? – Так Бима с тобой не согласна. Шрамы, мол, всего лишь часть жизни – что от позора, что от геройства, все равно. Мама пожала плечами. – Наверно, Бима права. Если уже есть шрам, значит, рана зажила. Проблема, когда рана остается открытой. Так тоже бывает, девочка. – Бывает? – Бывает… – мама подавила вздох. – И у тебя было? Она не ответила. – Мам, ну что ты молчишь? И у тебя было? – Было и есть, – тихо проговорила она с такой интонацией, будто отвечала не мне, а самой себе. – Целых две. Первая – когда уводили отца. Мне тогда было пять лет. Конечно, я ничего не понимала, но дети ведь оценивают происходящее по реакции взрослых. А это самая безошибочная оценка. Я стояла в прихожей. Там все было почти так же, как сейчас. Комод, вешалка. Я стояла у входа в кухню, прямо у дверного косяка, стояла и ревела, потому что чувствовала их страх, их отчаяние. Папа был уже в пальто. Он наклонился ко мне и сказал: «Все будет в порядке, Белочка. Я скоро вернусь, вот увидишь…» Я подняла голову и увидела, что мама плачет. – Не надо, мамуля. Ну, я и дура! Прости меня… не надо… У тебя поднимется давление. – А второй раз был, когда уводили маму, – сказала она, отстраняя меня. – Я уже училась в институте. И только потом поняла, что все было точно так же. Точно так же. Я так же стояла в прихожей, прислонившись к тому же самому косяку, и так же ревела, и мама так же обняла меня и сказала… сказала… – Мама, не надо! Она смахнула слезы. – …и сказала то же самое. То же самое! Те же слова, что и отец четырнадцатью годами раньше. «Все будет в порядке. Я скоро вернусь, вот увидишь…» Я не знала, что ответить маме и надо ли отвечать вообще. Если рана остается открытой столько времени, то разве слова помогут? Поэтому я просто обняла ее покрепче. Воскресенье мы договорились провести вместе – пойти в кино или в Эрмитаж, как раньше. Когда я была маленькой, мама часто таскала меня в Эрмитаж – ненадолго, на час-полтора, пока не устану. Мы проснулись поздно и, не торопясь, слопали восхитительный завтрак: яичницу, хлеб с маслом и холодную картошку с селедкой. День начался замечательно и обещал быть еще лучше. Потом мама ушла одеваться. Я мыла посуду, когда в дверь позвонили. На пороге стояли два милиционера. – Вы к кому? – удивленно спросила я. Они сначала протиснулись внутрь, а потом уже открыли рот: – Романова Александра Родионовна? – Да, это я. – Кто там, Сашенька? – крикнула мама из своей комнаты. – Паспорт, пожалуйста, – вежливо проговорил старший с лычками сержанта. Паспорт, согласно моей рекомендации Лоське, лежал здесь же, на комоде. Чтобы не забыть – иначе не улетишь. Сержант открыл паспорт, посмотрел на фото, потом на меня, потом снова на фото, закрыл и сунул во внутренний карман кителя. – Вы должны пройти с нами. – Зачем? – пролепетала я, чувствуя слабость в коленках. – Пройдемте, пройдемте, там объяснят… Он протянул руку и взял меня за локоть. – Саша… – послышалось сзади. – Саша… Я обернулась. Мама стояла у входа в кухню, прислонясь к дверному косяку. Глаза ее были широко раскрыты, губы дрожали. Я бросилась к ней и обняла, чтобы не видеть ее лица. – Все будет в порядке, – пробормотала я совершенно автоматически. – Я скоро вернусь, вот увидишь… Немного позже, сидя в желтом милицейском «газике», который ждал нас во дворе, я вспомнила эти свои слова и только тогда осознала, что в точности повторила то, что мама уже слышала дважды. Осознала и, ужаснувшись, инстинктивно рванулась наружу. |