Книга Убью кого хочу, страница 44 – Алексей Тарновицкий

– Романова, на пару слов.

– Коля, не сейчас, ладно?

Я попробовала обойти его, но комиссар стоял насмерть, как при обороне Царицына.

– Это ненадолго, успеешь.

Проклиная его назойливость, я подчинилась. Эти типы всегда хватают тебя за локоть в самый неподходящий момент. Впрочем, для них все моменты неподходящие.

– Ну, что?

На гладкой физиономии Миронова блуждала гаденькая ухмылка.

– Ты ведь с Костыревой дружишь, не так ли?

– Так, дружу. А что, нельзя?

Он ухмыльнулся еще шире.

– Можно, отчего же нельзя. Ты ей, наверно, и советы даешь… – Миронов умильно сложил руки ладошка к ладошке, словно аплодируя. – И правильно: на то и друзья, чтобы советами помогать. Я прав?

– Слушай, Миронов, – сказала я, борясь с подступающей тошнотой, – ты говори, чего хотел. Не надо вокруг да около. Нет у меня на это времени.

– Хочу, чтобы ты еще один совет ей дала. Хороший совет. Она, наверно, не в курсе, но народ недоволен. Даже можно сказать, сильно недоволен… – комиссар хихикнул. – Что-то типа революционной ситуации. Верхи терпеть не могут, когда низы не хотят…

– Какие низы, какие верхи, Коля? Что ты несешь?

– Какие-какие, обыкновенные… – неожиданно злобно проговорил Миронов. – Не разыгрывай из себя девочку, ладно? Это не шутки – то, чем она тут занимается. После войны, знаешь, что с такими шалавами делали?

Я тряхнула головой, не веря своим ушам. Подобного я не ожидала даже от комиссара Миронова.

– Какими шалавами? Ты сам-то себя слышишь?

– Шалавами, которые под немцев ложились… – прошипел он, склонившись к моему лицу. – Так и передай ей: пусть лучше за ум возьмется, а то ведь головы не сносить. И ей не сносить, и пидару ейному…

– Александра, есть проблема?

Краем глаза я увидела Сатека, который подошел и остановился рядом. Он обращался ко мне, но смотрел прямо на Миронова. Так смотрят, перед тем как ударить, примериваясь к челюсти или к подбородку.

– Никаких проблем, Сатек, – поспешно сказала я.

Не хватало только вмешивать сюда еще и его…

– Никаких проблем. Просто товарищ комиссар боится, что кому-то не сносить головы. А он ведь тут за каждую голову в ответе, правда, товарищ комиссар?

Миронов молчал, уставившись на меня своими свиными глазками.

– Как так не «сносить головы»? – не понял Сатек. – В каком смысле?

– В смысле – отрубят, – пояснила я. – Как твоим тезкам, несостоявшимся императорам Сатурнинам, первому и второму.

– Зачем?

– Вот и я говорю – зачем? А комиссар говорит: императоры, мол, терпеть не могут, когда их не хотят. Николай ведь тоже в императорах ходил, правда, Коля? Получается революционная ситуация. Вопрос в том, у кого тут больше шансов голову потерять.

– Ты что, Романова, угрожать мне вздумала? – прищурился Миронов.

– Ну что ты, Коля, – как можно мягче ответила я. – Кто я такая, чтоб тебе угрожать? Историю вспомнила, только и всего. Императоры ведь тоже часто голову теряют. Вот и Сатек подтвердит – у него это семейная императорская болезнь. Скажи, Сатек?

– Правильно, – с готовностью подтвердил чех. – Теряют.

По-моему, он поддержал бы меня в любом случае, даже если бы мне вздумалось назвать луну солнцем. Хороший парень этот Сатек. Миронов скривился, изображая многозначительную усмешку.

– Ладно, – сказал он. – Мое дело предупредить. Можешь быть свободна, Романова.

– Я и так свободна, Миронов, – улыбнулась я. – Так что твоего разрешения, в общем, не требуется.

Он дернул шеей, повернулся по-военному кругом и избавил нас от своего присутствия.

– Спасибо, Сатек, – сказала я. – Но лучше бы тебе с ним не связываться. Дерьмо-человек. Держись от него подальше.

– Романова это что? – вдруг спросил Сатек ни к селу, ни к городу.

– Романова это моя фамилия, – вздохнула я.

Он восторженно хлопнул в ладоши:

– Вот видишь?! Получаешься ты совсем императорка! Александра Романова!

– Императрица, Сатек, – поправила я. – Оставь ты уже эту тему, а? Очень прошу.

– Ты танцевать придешь? Обещала.

– Потом, – неожиданно для себя самой я подняла руку и погладила его по щеке. – Потом, Сатек.

– Потом сегодня?

– Потом, потом…

Лоську я нашла в его комнате. Мы спустились во двор и сели на скамейку.

– Что происходит, милый?

Он пожал плечами:

– Все нормально.

– Точно?

– Точно.

Мы помолчали минут пять.

– Ты ее не любишь, я знаю, – вдруг сказал он. – Тебе не понять.

– О чем ты, Лоська?

– Она вовсе не такая, как ты думаешь, – продолжил он, не давая мне вставить ни слова. – Для нее вся жизнь – это я. Так всегда было, с моего рождения. Она не умеет иначе. И я… я тоже не умею. Ты должна понять, что ее нельзя обижать. Она моя мать, другой нет, и не будет.

Судя по нехарактерной длительности этой тирады, Лоська репетировал ее как минимум сутки.

– Всё? – спросила я.

– Всё, – подтвердил он.

– Ну и чудненько, – сказала я. – Теперь, когда ты уже продекламировал все, что хотел, мы можем продолжать жить дальше. Точка, конец сообщения. Или нет?

Лоська вопросительно вздернул брови и некоторое время обдумывал мой вопрос. Лоська есть Лоська. По идее, он должен был ответить сразу примерно в таком порядке: вздохнуть, улыбнуться и притянуть меня к себе. Он и в самом деле вздохнул, но не улыбнулся, а уж о третьем пункте моей программы и вовсе речи не шло.

– Твоя мама зря ей нахамила, – проговорил он тусклым голосом.

– Что? – с превеликим трудом вымолвила я. – Что ты сказал? Повтори.

Лоська бросил на меня быстрый испуганный взгляд.

– Она написала, что Изабелла Борисовна накричала на нее. Угрожала. Обзывала разными словами. Зачем, Саня?

Я вскочила и прошлась вдоль скамейки туда и сюда. Я просто потеряла дар речи и, наверно, рассчитывала найти его на земле под ногами. К счастью, речь вернулась сама.

– Слушай сюда, Лоська, – сказала я. – Ты хорошо знаешь мою маму, потому что часто бывал у меня дома. В отличие от меня, которая в твоем доме – нежеланная гостья. Моя мама вообще никогда не кричит на людей – за исключением тех случаев, когда те бьют животных. Это факт. И он не перестанет быть фактом от того, что твоя…

Я прикусила губу и сделала еще несколько ходок вдоль скамейки – но на сей раз не от недостатка слов, а, напротив, от их трудно контролируемого прилива.