Книга Бабье лето, страница 24 – Алена Любимова

— В каком смысле? — не поняла я.

— В самом прямом, — мрачно продолжала моя подруга. — Больше одного раза с женщинами не встречается. От силы два, а потом все. Так что отношения даже не успевают завязаться. Видимо, очень боится серьеза. Или, может быть, очень любит разнообразие. Сама понимаешь, с его данными это легко, и ответственности никакой. Конечно, я и раньше понимала: сложный случай. Однако не думала, что до такой степени. А с виду и по твоим рассказам вроде вполне приличный человек. — Она вздохнула. — Но, видимо, в женской области совсем неприличный.

Мой восторг превратился в руины. Я даже обозлилась и сердито спросила:

— Это тебе та рыжая баба наговорила?

— И она, и другие. Кстати, у Рыжей с Герой твоим вообще ничего не было, даже одноразово. Она-то была не против, но он не клюнул.

— Вот, видимо, пережить и не может. Поэтому и несет про него гадости! — окончательно разозлилась я. Специально, что ли, мне эта рыжая баба жизнь портит.

— Агатка, ты не права. Рыжая как раз никаких гадостей про него не несла. Она до сих пор хорошо к нему относится.

— Значит, еще на что-то надеется, — снова не удержалась я.

— Сарказм тебе не к лицу. Она ни на что не надеется. А вот другие, которые надеялись, получили фиг. Одноразовый трах, а после привет горячий из разряда: дорогая, прощай навсегда. Я считаю, ты достойна лучшей участи.

— То есть он женщин каждый день, что ли, меняет?

— Насчет периодичности не знаю. Выяснила только, что одно время Гера очень круто тусовался, и многие его знают. А последнее время словно в подполье ушел. Редко где появляется, но постоянной бабы у него до сих пор точно нет.

Ну хоть это успокаивает. А вот остальное, конечно… Или злобные сплетни завистников?

— Кстати, ты представляешь, как его полное имя? — снова заговорила Чумка. — Геракл Кузнецов! — Она фыркнула. — Как видишь, я не ошиблась. И впрямь Древняя Греция. Только с русским уклоном в части фамилии.

Я ее веселья не разделила, а почему-то живо себе представила, как часто беднягу в детстве дразнили. Дети — народ жестокий. Вот почему, наверное, до сих пор избегает полным именем представляться. И на женщинах сублимируется за прошлые унижения. Хотя последняя черта моей симпатии к нему не прибавляла. Если, конечно, это правда. Верить мне не хотелось, во всяком случае, пока сама не убежусь. Мало ли что на людей наговаривают. Да и не вязались Чумкины слова с тем впечатлением, которое создалось у меня самой от общения с Герой. И я продолжала пытать подругу:

— А чем он занимается?

— Подруга, ты неисправима! Чувствую, не отступишься. Ну твое дело. Я тебя предупредила.

— Не занудствуй, — прервала я ее. — Отвечай, чем он занимается?

— Ой, да что-то финансовое. То ли аналитик, то ли консультант. Точно так и не поняла. Все что-то разное говорили.

— А почему у него свободный график?

— Да что ты пристала! Мне почем знать. Возьми сама да спроси, раз решила с ним дружить. Так что, если я удовлетворила твое любопытство, отпусти меня спать.

— Нет, погоди! Мне нужен номер модели твоего мобильника.

— Это еще зачем? — ошалело пробормотала моя подруга.

— Хочу такой же купить.

— Я, что ли, помню! Мне дарят, я пользуюсь.

— Посмотри в инструкции.

— Будто я знаю, где эта инструкция.

— Не найдешь, я сейчас приеду, возьму твой мобильник для образца и отправлюсь с ним в магазин.

— Во, приспичило! Никак, решила на клиента впечатление произвести, какая крутая. Надеешься еще гонорар повысить. Зря рассчитываешь. Не подействует.

— Нет, он мне просто понравился, — чуть покривила душой я. — И для работы очень удобно.

— Ты сегодня невыносима! Ладно. Пойду поищу эту чертову бумажку. Жди. Глядишь, и найду.

Нашла. Продиктовала. И я понеслась в магазин. А ведь в двенадцать еще надо было ответить Валерию Михайловичу. Я так пока ни на что и не решилась. Наши отношения с Герой сильно продвинулись, причем чуть ли не по причине того, что мне предложили именно этот заказ. Масштаб явно произвел на Геру впечатление. Выходит, если соглашусь, мои акции в его глазах только повысятся. А вот если откажусь, он сочтет меня неуверенной в своих силах трусихой! Вроде бы это и женственно, но, насколько я поняла, ему нравятся уверенные в себе женщины.

Вспомнила рассказ Чумки про его женщин, снова мне стало не по себе. Хотя почему это обязательно должно распространяться на меня. Может, это женщины были такие, с которыми вообще не стоит встречаться? Хотя он-то с ними встречался. Значит, чем-то они его привлекали. Хотя бы сначала…

Я совершенно запуталась. До двенадцати осталось полчаса. А я ни мобильника нужного найти не могу, ни решения по поводу заказа принять! Вся истерзалась! Нет, от проекта не откажусь. Иначе себе потом не прощу. И Рома тоже мне не простит. Все вокруг в нос поражением тыкать станут. Не стану же я объяснять каждому истинную причину отказа. Вот все, как Гера, и решат: испугалась, неуверенна в своих силах. А дурная слава, между прочим, распространяется моментально. Значит, второй раз менять профессию? Но мне не хочется, да и поздновато. И я решила положиться на судьбу. Если у Геры есть ко мне чувство, найдем время для встреч. Само собой образуется! А нет, значит, так мне на роду и написано сублимироваться в профессии.

Ровно в двенадцать я набрала номер Валерия Михайловича.

— Подумала. Утрясла личные проблемы. Согласна.

— Я почему-то не сомневался, — самодовольно откликнулся он.

Черт, почему я ему не отказала? Так и хотелось ткнуть этого самоуверенного мужлана носом в кучу. Но, увы. Назад уже не отпляшешь. Ничего. Работать мне с ним долго. Случай поставить на место еще предоставится.

Едва решила вопрос с работой, нашла и телефон. Не совсем такой модели, но точно такого же цвета, как у Чумки. Дорогущий. Но в преддверии больших гонораров могу себе позволить. Да и на клиентов дорогие игрушки, как ни странно, и впрямь производят впечатление. Так что буду считать это не тратой денег, а, наоборот, вложением.

Как ни странно, настроение снова немного поднялось. Заехала в офис, доложила обстановку Роме. Учитель и наставник хоть и стал меня теперь чуть ли не на руках носить, по-прежнему ревновал меня к успеху. В каждом втором его слове это проскакивает. Элемент мужского шовинизма тут тоже присутствует. Как же так! Он, мужик, остался за бортом, а я, дама, в королевы пролезла! Великодушно прикинулась, будто ничего не замечаю, но, кажется, ему от этого еще обиднее стало. Вероятно, больше был бы доволен, если бы я обозлилась. Называл бы меня потом истеричкой. Все-таки утешение.

Домой добралась к позднему вечеру. Поужинали мы с Ириской, смотрю: у Геры окно светится.

По привычке навела телескоп и даже вскрикнула. Перед окном стояла баба! Рыжая. В полупрозрачной ночнушке. Она крайне неаппетитно чесала себя под грудью.