Книга Любовь по наследству, страница 27 – Вайолетт Медоу

— Знаешь, я, когда все это случилось, сама все пыталась понять, почему она его бросила. Наверняка, конечно, ничего не скажешь, но, по-моему, Эмили испугалась. Я ставлю себя на ее место и прихожу к выводу, что тоже не выдержала бы такого испытания.

— Испытания подобной любовью? — медленно спрашиваю я.

Оливия поднимает указательный палец.

— Именно! Если судьба одаривает тебя страстью невообразимого накала, наверняка ты рано или поздно задашься вопросом: а что будет потом, когда пыл угаснет? Джейкоб видел в твоей матери богиню, но как бы он взглянул на нее, когда с его глаз спала бы пелена, когда он увлекся бы кем-нибудь еще?

Криво улыбаюсь.

— В лесу было больше некем увлекаться. Разве что оленухами.

Оливия покачивает головой.

— Из леса не одна дорога вела в город. — Она берет меня за руки, легонько сжимает их, заглядывает мне в глаза и смеется своим заразительным звонким смехом. — Ну и угораздило же тебя, а?

— Самой не верится. — Втягиваю голову в плечи, будто замерзла. В такую-то жарищу! — Знаешь, меня не покидает чувство, что я впала в какой-то бесконечный, прекрасно-ужасный сон, что это вроде болезни, которая еще не изучена и от которой нет спасения.

Оливия ласково треплет меня по щеке.

— Будем надеяться, что очень скоро ты проснешься. И жизнь потечет по-старому. Только вот… — Она умолкает и слегка хмурится.

— Что? — спрашиваю я.

— Зачем же ты все рассказала Джонатану? — со смехом спрашивает Оливия, явно стараясь казаться менее обеспокоенной, чем на самом деле.

Пожимаю плечами.

— Это произошло само собой. Я не собиралась рассказывать ему, но по-другому не смогла.

Оливия похлопывает меня по руке.

— Глупая. Иногда просто необходимо лгать, в противном случае мир рухнул бы от непрерывного страдания.

— Что ты имеешь в виду?

Оливия снова идет к раковине и ополаскивает лицо холодной водой.

— То, что мелкие грешки водятся за всяким, так уж устроена жизнь. От постоянного партнера устаешь, тем более если он, как в твоем случае, намного старше, иначе смотрит на мир. Я все понимаю.

— Все понимаешь? По-моему, ты не понимаешь ничего! — восклицаю я.

Оливия становится у меня за спиной и обнимает меня за плечи.

— Я хочу сказать, что даже самые честные люди порой… — Она хихикает.

— Ходят налево? — спрашиваю я. Во мне все вскипает.

— Да, — говорит Оливия таким тоном, будто мы разговариваем о некоем физическом законе, которому подчинены все без исключения.

— Значит, ты допускаешь, что Дэн тоже? — спрашиваю я, отчаянно веря, что чего-то недопонимаю.

Оливия убирает руки с моих плеч и садится на соседний стул у стола.

— Какая же ты еще наивная, — ласково говорит она, — хоть и такая взрослая.

— Ответь на чертов вопрос! — сильнее кипятясь и повышая голос, требую я.

— Насчет Дэна? — уточняет она, будто в этом есть необходимость.

— Да, насчет того, думаешь ли ты, что он изменяет тебе. Твой Дэн, который пылинки с тебя готов сдувать!

— Дорогая моя, даже те, кто сдувает пылинки, обычные люди. Что же касается Дэна… Причин в чем-то подозревать его у меня совершенно нет, но да, я допускаю, что при случае он может пофлиртовать с другой. Самое главное, чтобы я об этом не узнала. А мне не стоит ни о чем подобном задумываться, тогда все будет в порядке.

— А ты сама? — спрашиваю я, глядя на нее в упор. — Ты сама просто так кокетничаешь со своими ухажерами или же тоже позволяла себе разогнать тоску?

Оливия смущенно улыбается.

— Давай не будем вдаваться в подробности? И потом, что это ты так разошлась? Ведь сейчас речь о тебе, ты изменила мужу, не я.

— Верно, но ты спросила, какого черта я обо всем ему рассказала! — в негодовании напоминаю я.

Оливия гладит меня по руке.

— Успокойся. Я ведь не из праздного любопытства об этом спросила, а потому, что волнуюсь за тебя. Если ты порвала с Беккером…

— О’Дином, — поправляю я.

Оливия кивает и продолжает с той же интонацией:

— О’Дином. Если это было просто развлечение, пусть и такое яркое, зачем из-за глупостей ломать семью, весь свой жизненный уклад. Более того, причинять боль ни в чем не повинному супругу?

Мне с поразительной отчетливостью вспоминается лицо Кеннета, его голос и запах. Внутри все теплеет, будто в грудь и в живот вливают нагретый под солнцем сладкий мед. Медленно качаю головой.

— Это была не глупость и совсем не развлечение. События серьезнее в моей жизни, кажется, никогда не случалось.

Оливия всматривается в мое лицо с материнской любовью и состраданием.

— Тогда чего же ты хочешь?

Пожимаю плечами.

— Сама не знаю.

— Тебе надо успокоиться, на что-нибудь отвлечься. Пусть пройдет какое-то время, разберешься во всем позже. А с Джонатаном просто будь поласковее, покажи ему, что ты искренне раскаиваешься…

— Я не раскаиваюсь, — перебиваю я ее. — Только представлю, что этого могло бы не случиться, что я могла вообще не поехать на эту свадьбу, и делается страшно.

Оливия шумно вздыхает.

— Тогда хотя бы притворись, что ты раскаиваешься. Ну или в крайнем случае не возражай ему, когда он станет отчитывать тебя, объяснять, насколько твой поступок низок и безнравственен.

Задумчиво качаю головой.

— Мне кажется, Джонатан меня не простит. Слишком он честолюбив, чересчур горд. Решит, что такой мерзавке не место в его доме. И выставит вон. Сегодня же. Если что, я приеду к вам, не возражаешь? Хотя бы на первое время, пока не найду, где жить?

Оливия обводит просторную светлую кухню широким жестом.

— Приезжай хоть среди ночи. Места у нас предостаточно. Если хочешь, живи здесь — и нам с Дэном будет повеселее.

Безрадостно смеюсь.

— Веселья вам, думаю, хватает и без меня. Но спасибо за предложение.

Оливия взмахивает рукой.

— Вообще-то я сильно сомневаюсь, что Джонатан тебя выставит. Он честолюбив, правильно, но, во-первых, не захочет скандала. Если ты уйдешь, кто-нибудь из его окружения рано или поздно узнает о причине вашего разрыва, а это Джонатану совсем ни к чему.

— От кого они узнают? Думаешь, я стану трубить о своей связи с Кеннетом на каждом углу?

— Такие подробности узнаются из самых неожиданных источников, — с видом всезнайки произносит Оливия. — Во-вторых, Джонатан слишком любит упорядоченность. Еще одного развода, к тому же на склоне лет, ему не пережить. В-третьих, он дорожит тобой.