Онлайн книга «Конго Реквием»
|
– Тебе лучше не знать, босс. – Плата за колтан? – Или за касситерит. Или за золото. Тутси, под ними ж много рудников. Они поставляют в Лубум – я плачу. В сущности, не мое дело. Эрван вытянулся на мешках и скрестил руки под головой. Вообще-то, чемодан оказался хорошей новостью. С таким товаром он мог быть уверен, что преодолеет последние препятствия и доберется до сестры Хильдегарды. А вот с возвращением будет сложнее. 45 Покой героям только снится. Рудники – это день и ночь. Совы пахали вовсю. Молотки стучали, камень трескался, эхом отдаваясь вдоль штолен, ломая кости горе. И глаз не сомкнуть. Морван ловил себя на том, что сожалеет о своих самых жутких кошмарах. Вместо снов он просто вспоминал, и это было хуже всего. Клиника Стенли, март 1971 года. – Доктор, эти мои галлюцинации… Я больше не могу… – Опишите мне их. – Мы же часто о них говорили. Я вам сказал, что… – Давайте еще раз. Лежа на ковре, Грегуар с трудом сглотнул и пробормотал: – Я вижу ее лицо. – Какое оно? – Красивое, но… будто распадается. Черты правильные, но плоть пожелтелая и вся в язвах. От худобы проступили скулы и глазные впадины. – Это все? Что-нибудь еще портит ее красоту? Вопросы заставляли сосредоточиться на ней – яснее различать ее в глубине собственного сознания. – Ее череп обрит. Видны бритвенные порезы на коже. – Кто ее так обрил? – Я. Закрыв глаза, Морван начал тяжело дышать. Он подумал о strong and hard punishment, «каре тяжкой и жестокой», в англосаксонских странах в XV–XVI веках: приговоренного душили, заваливая тяжелыми камнями. – Что еще вы видите? – Доктор, вы знаете. – Отвечайте. Воспоминания плющили ему грудь. Он умрет под этими плитами. Первые годы его детства. – Свастика. – Где? – У нее на лбу. – Опишите ее. – Я… я не могу. Психиатр хранил молчание. Ни щипцов, ни анестезии: роды пройдут в страдании. Морван, двадцати пяти лет, наполовину сумасшедший, никогда не думал, что в Африке найдет… психологическую помощь. На протяжении многих лет он страдал галлюцинациями и приступами ужаса. Черный континент, который сам по себе был бредом в трех измерениях, оказался заодно и лекарством… Он открыл глаза: на потолке крутился вентилятор, мерно и бесшумно. Роскошь в Конго. Обычно лопасти вращались с жутким скрипом, как если бы сам воздух вопил по мере того, как его кромсали на куски. – Вы отыскали первопричину этих видений? – настаивал де Пернек. – Нет никаких причин. Они у меня всегда были, я… – Но они усиливаются с тех пор, как вы здесь, в Лонтано. – Не совсем: с тех пор, как я в Африке. – Значит, это совершенно не связано с вашим расследованием? С этим убийцей, на котором вы зациклились? – Нет. Я уверен, что нет. Это связано с… этой землей, с народом. – Что вы хотите сказать? – Не знаю. – Вы думали над этим? – Только об этом и думаю. Загипнотизированный острыми вращающимися лопастями, он почувствовал себя лучше. Говорить, дышать, говорить, дышать… Он выбрался из каменной ловушки, отдалился от лица, от креста, от бритвенных порезов… – Думаете, эти приступы опасны? – Для моего мозга – точно! – попытался он пошутить. Психиатр встал со своего места. Теперь он нависал над ним. – Увертки делу не помогут. Это опасно для кого? Для кого? Камни вернулись. Удушающая жара в комнате. Прерывистое дыхание. И этот голос, витающий в духоте… – Опасно для кого? – настаивал голос. – Для нее, – ответил он наконец, с ощущением, что порезал себе рот. – Кто она? – Катрин. – Вы опять ее избили? – Я не люблю это слово. – Оно не соответствует действительности? Камни больше не дробили его грудную клетку, они закупорили горло изнутри. – Нет, но… – Но что? – Когда это случается, я больше не в своем нормальном состоянии. – А какое свое состояние вы считаете нормальным? – Когда нет приступа. Передышки, когда я спокоен. Молчание. Голос размышлял. Нет, наоборот: он давал время поразмыслить ему самому. – Можете ли вы сказать, что эти приступы – ваша неотъемлемая часть? – Они – часть сумеречной зоны во мне, больной зоны… – Вы знаете, что их вызывает? – Нет. – Подумайте. – Представления не имею! Они случаются… и все. – Но жертва их всегда Катрин. – На что вы намекаете? – Можете ли вы сказать, что это ее присутствие вызывает приступы? Он не мог ответить. Не мог даже подумать над вопросом. Без сомнения, потому, что ответ заключался в вопросе. – Я ее предупреждал… – пролепетал он. – Я… приказал ей не следовать за мной. – Вы представляете для нее угрозу? – Моя сумеречная часть, демон, который во мне… – Почему вы говорите о демоне? – Не знаю. – Вы сказали, что Человек-гвоздь стремится защититься от своих демонов, убивая женщин. – Я должен убить кого-то, чтобы мне стало лучше? – У каждого свой катарсис. Что на самом деле советует ему этот псих? Убить Кати? – Подумайте над этим, Грегуар. Вы должны найти способ избавиться от своего страха, от гнева. – Это вы должны меня лечить! И вылечить! – Нет, Грегуар. Только вы сами можете это сделать. Морван вскочил. Де Пернек отпрянул в испуге. Полицейский улыбался, весь в поту. В настоящий момент лучшим катарсисом было бы разбить что-нибудь в этом кабинете, обставленном в колониальном стиле, – в первую очередь морду молодого бельгийского врача. Он шагнул вперед. Психоаналитик отступил. Внезапно все зашаталось. Лучи солнца, падающие в оконный проем, белые стены, плетеный ковер на полу. Психиатр держал в руках фотографию, как держат крест перед вампиром. Грегуар мгновенно узнал женские черты, и его сердце выпрыгнуло из груди с яростью раскаленной пули, вылетевшей из дула. |