Онлайн книга «Венец Гекаты»
|
Ну да, вспомнила Лиза, ведь у меня гостит подруга! Она положила сумку на тумбочку и громко окликнула: — Ленка! Кочерыжка! Я дома! Лена по-прежнему не отзывалась. Лиза сбросила туфли, нашарила на привычном месте мягкие тапочки с вышитыми на них птичками и прошла в гостиную. Включила свет. Лена лежала на диване, небрежно свесив левую руку до самого пола. Глаза ее были закрыты. — Ну ты и засоня! — проговорила Раевская, приближаясь к подруге. — Просыпайся, Кочерыжка, будем чай пить! С конфетами! Подруга даже не шелохнулась. — Эй, ты что? — Лиза поспешно подошла к дивану, наклонилась над неподвижным телом, вгляделась в лицо Кочергиной. И отшатнулась, как от удара. Лена была мертва! Ее лицо было неестественно бледным и опухшим, на растрескавшихся губах засохла кровь. Не доверяя себе, Лиза схватила подругу за руку, попыталась нащупать пульс, но сразу поняла, что это напрасный труд: рука была холодной и неживой. К тому же ногти на ней, и так короткие, как у всех пианисток, были обломаны, как будто перед смертью Лена царапала какую-то твердую поверхность. И еще Лиза увидела на шее девушки, под распущенными волосами, крупные, хорошо заметные синяки. «Ерунда, все это мне снится, — сказала Лиза самой себе. — Такого просто не может быть!» Сознание не допускало до нее свершившийся факт, ограждало ее от этого очевидного, несомненного ужаса, потому что она могла его попросту не вынести. Лиза вскочила, выбежала в коридор, словно хотела сделать еще одну попытку: повторить сцену возвращения домой, надеясь, что на этот раз все пройдет удачно, на диване не будет трупа, а Лена Кочергина, старая подруга, Кочерыжка, выйдет из кухни или из ванной комнаты, обнимет ее, поздравит с сегодняшним успехом… — Господи, я схожу с ума! — На этот раз она произнесла эти слова вслух, и звук собственного голоса немного отрезвил ее. Она вернулась в комнату, пристально посмотрела на безжизненное тело подруги. Лена была мертва, это — свершившийся факт, и поделать с ним ничего нельзя. В душе у Лизы, там, где только что, всего несколько минут назад, царили торжество, праздник, радость, в душе, где звучали прекрасная музыка и несмолкающие аплодисменты, — теперь там стало пусто и холодно, как в заполярной тундре. Неужели Лена приехала сюда из Москвы только для того, чтобы умереть? Умереть так страшно и бессмысленно? И тут до Лизы дошла совершенно очевидная, казалось бы, вещь. Лена не просто умерла — она была убита! Об этом говорило все: синие пятна на шее, обломанные ногти, выражение муки и ужаса на ее лице. Но кто… кто и почему мог ее убить? Лену здесь никто не знает, у нее нет и не может быть врагов… Тогда — ограбление? Лиза обежала всю квартиру, заглядывая в шкафы, в ящики стола. У нее ничего не пропало, все ее деньги (которых было совсем немного), недорогие украшения — все это осталось на месте. Больше того, в квартире был относительный порядок, как будто убийца аккуратно прибрал за собой перед уходом. Значит, это вовсе не ограбление! Но тогда — что? Может быть, здесь побывал маньяк, и искать логику в его поступках бесполезно? Или… или убийца Лены шел сюда за ней самой, за Лизой, и Лена погибла вместо нее? Она поняла, что здесь, в ее квартире, совсем недавно хозяйничал чужой, посторонний, страшный человек. Он ходил по ее комнатам, прикасался к ее вещам… Лизе стало холодно, ужасно холодно. Ее начала бить крупная дрожь. К счастью, она вспомнила, что в кухонном шкафчике оставалась с какого-то праздника недопитая бутылка коньяку. Она достала эту бутылку, плеснула немного в свою любимую кружку — большую, с ярким цветком. Руки тряслись, и она едва не разлила коньяк, а когда поднесла кружку ко рту, с трудом смогла выпить. Зубы стучали о край кружки, отбивая немыслимый ритм. Она все же сумела влить коньяк в рот, выпила, не чувствуя вкуса. Обжигающая жидкость скользнула в желудок, там словно разгорелся костер, но он согрел ее и немного успокоил. Руки перестали дрожать, в голове слегка прояснилось, и Лиза вспомнила, что нужно вызвать милицию и «Скорую»… хотя «Скорую», наверное, уже не нужно, в этом нет никакого смысла. Достаточно милицию… Она сняла телефонную трубку, с трудом вспомнила двузначный номер, с трудом набрала его, с трудом дождалась ответа. Услышав равнодушный женский голос, заплетающимся языком проговорила: — Приезжайте… приезжайте скорее… Лену убили… — Имя? — спокойно осведомилась дежурная, как будто принимала заказ на такси или на ремонт холодильника. — Лена… Елена Кочергина… ее убили… — Я спрашиваю ваше имя, — перебила ее дежурная. — Имя и адрес! Лиза с трудом вспомнила свой собственный адрес и продиктовала его. Потом положила трубку и налила еще коньяку. Но спохватилась, что приедет милиция и застанет ее совсем пьяной. Ей-то все равно, что они подумают, но она не сможет толково ответить на вопросы. Потом она сидела на кухне, уставившись в одну точку, не в силах заставить себя войти в гостиную и взглянуть на то, что там лежит… Звонок раздался совершенно неожиданно. Требовательный, громкий, властный, он раскатился по всей квартире, заполнив ее, как газ заполняет весь предоставленный ему объем. Лиза бросилась к двери, испытывая облегчение и даже странную радость — она больше не будет одна. В квартиру ввалились незнакомые, шумные, самоуверенные люди. Они по-хозяйски протопали в гостиную, моментально освоились там, равнодушно осмотрели Ленин труп. Один из них уселся за стол и принялся заполнять какие-то бумаги, остальные громко переговаривались. Видно было, что происшедшее нисколько их не волнует, что это для них — вполне привычная, будничная картина. Лизе задавали какие-то вопросы, она отвечала на них — чаще невпопад, но это тоже никого не удивляло. Слова и поступки других людей доходили до нее плохо и как бы с запозданием, как будто она видела и слышала их через толстое стекло или через слой воды. В какой-то момент она услышала, как один из милиционеров звонит кому-то по телефону и негромко, с заметным уважением докладывает: — Да, Александра Павловна, убийство… да, судя по всему… на шее отчетливые синяки… нет, шнурка не нашли, и странгуляционной борозды нет… Немного позже появился человек постарше, в несвежем белом халате и очках. Он осмотрел Лену, поднял веки, посветил в глаза маленьким фонариком, долго изучал синяки на шее, потом вполголоса переговорил с милиционерами. |