Книга Мухосранские хроники (сборник), страница 70 – Евгений Филенко

– В матушке, – не прекословил Корженецкий. – Конечно, в ней. Это что-то меняет? Хоть на какое-то время какие-то деньги достанутся тем, кому по-настоящему причитаются.

– Кто такой Капитан? – спросил Сайкин, надеясь снизить общий пафос беседы и вообще сменить тему.

– А зайдем к нему, – сказал Корж и, придерживая гостя под руку, чтобы, верно, не сбежал, открыл ближайшую дверь.

Они оказались в комнатке, больше похожей на пенал – высокие своды, узкие стены, окно с тяжелыми ставнями и толстым стеклом, по-видимому, непробиваемым. Под окном стоял массивный столик. Возле стен, одна напротив другой, размещались две койки. На каждой в одинаковых позах – лицом кверху, руки сложены поверх одеяла, ноги вытянуты, – лежали старики. У того, что справа, запавшие веки были смежены, а рот страдальчески приоткрыт. Тот, что слева, являл собой обратную картинку: глаза были открыты и устремлены в потолок, а губы плотно, словно бы с трудно скрываемым раздражением, сомкнуты.

– Это Кактус, – представил Корженецкий того, что справа. – А это Капитан. Документов при них не имелось, настоящих же имен они по понятным тебе причинам не назвали.

– Почему Капитан? – спросил Моисей.

– Тельняшка на нем была, еле стащили. И татуировка, – Корж без особых церемоний закатал пижамный рукав на правом запястье старика; тот ни единым движением не выразил неудовольствия таким отношением.

– Может быть, криминальная, – предположил Сайкин.

– Все может быть, – пожал плечами Корж. – Сам-то он не скажет. Хотя… – Он осторожно сдвинул руки Капитана, откинул одеяло и задрал пижамную полу, обнажив старческие мослы, обтянутые пергаментной кожей. – Видишь шрам? Это старое осколочное ранение.

– И что? – спросил Моисей, который в складках дряблой плоти ничего толком не разглядел.

– Я думаю, наш Капитан успел прихватить войну. – Корж расправил пижаму, и бережно, будто изделия из богемского хрусталя, вернул руки старика в прежнее положение.

– Фронтовики так просто не пропадают, – пасмурно заметил Моисей.

– Пропадают, – уверил его Корженецкий. – В наше время кто угодно может пропасть.

На короткий миг Моисей Сайкин вдруг перестал сознавать себя сорокалетним циником и прожженным делягой от науки. С ним что-то произошло. Как будто накатила теплая волна из давнего прошлого, из детства, оттуда, где остались правильные песни про войну и про героев, про тайгу и геологов, про старый двор и девчонку одну, для внутреннего, семейного употребления, для нешумных застолий с водкой и картошкой с грибами, где безвозвратно истлели прекрасные, умные книги в плохих обложках и на ломкой желтоватой бумаге, где в горах ненужного, дешевого мусора затерялись светлые мысли и высокие устремления… наверняка все дело заключалось в другом времени, в детском восторженном восприятии, не подверженном еще коррозии реального мира, всем этим «здравым смыслам», «деловым подходам», «жизненной позиции», прочему налипшему за годы и годы дерьму… и песни были не так уж совершенны, и книги, что таиться, попадались самые разные… но ведь было, было же что-то настоящее, и до сих пор еще теплилось где-то на самых задворках души, постаревшей прежде вмещавшего ее тела, и прорывалось иногда сквозь панцирь пофигизма в часы бессонницы, как болезненное, неуместное и нежеланное дежавю… Повинуясь безотчетному порыву, Сайкин накрыл своей ладонью морщинистую руку Капитана. Ему даже почудилось слабое ответное движение. А вдруг… чудеса же случаются… но нет, всего лишь почудилось.

* * *

Услыхав наименование лаборатории, которой руководил Моисей, доктор Корженецкий не поверил своим ушам и попросил повторить, а потом заржал в голос, чем навлек раздраженное внимание старичков-шахматистов, и принужден был зажать себе рот обеими руками.

Отсмеявшись в жменю, он повторил:

– Лаборатория НИИЧОСЭ… Это не шутка? И как расшифровывается:

– Научно-исследовательский институт частотной объективизации стохастических эффектов, – с удовольствием разъяснил Моисей.

– Что за хрень! – шепотом воскликнул Корж.

– А это хрень и есть, – радостно подтвердил Моисей.

– Но сам-то институт существует? – напирал Корженецкий.

– Не имеет места быть!

– Но как тогда… а зачем…

– Формально такое учреждение зарегистрировано, – сказал Моисей. – С юридическим адресом, со всеми делами… Некоммерческая организация, что-то вроде общества книголюбов. Ну, просто чтобы все отстали. Ведь что важно? Чтобы было название…

– А гранты?

– А гранты, Паша, нам дают не под название, а под исследование.

– И как, отстали от вас?

– Отношениями с властью в нашем сегменте реальной науки занимаюсь не я, а другие люди. Несравнимо более сведущие, ушлые и оборотистые. Я их даже не знаю, а они есть. Наши грантодатели специально им платят за то, чтобы такие, как я и мои лаборанты, не отвлекались на разные глупости, и подозреваю, что платят больше, чем мне.

– Понятно, – сказал Корж, хотя нисколько в том не был уверен. – Чем же вы все-таки там, у себя, заняты? Контактами с инопланетянами?

– Я же рассказывал про умбрик, – проговорил Сайкин укоризненно.

– Помню только, что ты без большого изящества уклонился от ответа.

– Потому что не та была ситуация. – Моисей замолчал, следя за перемещениями старушек вокруг подковообразного дивана, бессмысленными бесшумными, словно танцы призраков. – Так вот, умбрик. Вообрази себе матрицу… нет, чтоб нагляднее было, пчелиные соты. Очень мелкие, двадцать-тридцать микрометров в диаметре одна ячейка… не напрягайся, очень маленькая… и их ужасно, невообразимо много. Но только в двух измерениях, толщина – те же микрометры, и чтобы получить материал, который хотя бы можно ощутить руками, приходится собирать эту матрицу в тысячи слоев. И каждая такая ячейка заполнена неорганическим гелем с парадоксальными свойствами.

– Но уж это вам точно инопланетяне подбросили!

– Официальная версия гласит, что это результат военных исследований, поисков рациональной альтернативы графену. Поскольку я читал отчеты, то верю: обошлось без зеленых человечков. То есть, не исключаю, что создатели умбрика были вполне зелеными, но вернее всего от пьянства и недосыпа.

– И вы, стало быть…

– Мы, и не только мы, а еще много таких же карликовых контор вроде моей по всему миру, заняты тем, что ищут этому материалу применение. Такая система организации исследований называется «распределенное зондирование», и за нею будущее.

– Ничего себе… – протянул Корж и, вспомнив название сайкинской лаборатории, снова засмеялся.

– Вот тебе весело, – сказал Моисей, – а мы страдаем. И это еще не идет ни в какое сравнение с нравственными муками тех, кто в числе первых подержал в руках лоскут умбрика! Ясно, что создали нечто фантастическое. Ясно, что свойства поразительны и в прежние представления о материалах не укладываются. Ясно, что применение должно быть таким же небывалым, и, наверное, впереди маячит какая-то очередная революция. И еще ясно, что как-то нужно отбить первичные вложения в сам процесс изобретения, потому что технология производства умбрика вообще-то копеечная…