Книга Там, где билось мое сердце, страница 13 – Себастьян Фолкс

Меньше чем через час я был у владений Перейры. Решив, что глупо просто так ждать, прошел по газону к лестнице, по которой мы взбирались от calanque. Спускаться оказалось не намного легче. Особенно по тропинке, которую обступали колючие кусты ежевики, а из земли выпирали узловатые корни. Добравшись до плоской площадки у моря, где мы вчера пришвартовались, я перевел дух. Сел и стал смотреть вниз, на заточенную в скалы воду, бившуюся о каменные глыбы.

– Bonjour, – произнес женский голос, и теперь я увидел ту, кому он принадлежал, – черноволосую девушку лет двадцати пяти. На ней было цветастое платье в деревенском стиле, на руке висела плетеная корзина, а в руке она держала непонятный инструмент, напоминающий разводной гаечный ключ, только поуже и, вероятно, из более легкого металла.

Увидев, куда я смотрю, девушка улыбнулась и сказала:

– Pour les oursins. Cette calanque est la meilleure.

Я понял, что именно эта calanque лучше всего приспособлена для ловли, но вот кого? Кто такие oursins? О ком речь, я догадался совсем скоро.

Девушка надела маску, скинула кожаные сандалики на тонкой подошве и сдернула платье. Под платьем была только она сама. Я с виноватым смущением развел руками, стараясь смотреть исключительно на ее лицо. Она сделала длинный нырок со скалы, развернулась и поплыла вспять, к берегу, где, набрав воздуха, погрузилась с головой. Почти через минуту над водой показалась стеклянная маска, а потом и голова, напоминающая голову выдры. В корзине, которую девушка теперь держала над водой, топорщилось несколько морских ежей. Oursins…

Она улыбнулась и снова исчезла среди волн, влажно блеснув белыми ягодицами. Каждое погружение длилось чуть дольше предыдущего: легкие у нее работали отлично. Девушка проделывала все это со строгой важностью, однако ей нравилось, что за ней наблюдают. Ей хотелось не то чтобы пококетничать, но покрасоваться. Было в этом трогательное простодушие. Меня всегда восхищали те, кто хорошо что-то делает, не важно, что именно. Я словно завороженный могу смотреть, как мчится по горному склону лыжник. И даже как слесарь чинит стиральную машину.

Через полчаса корзина была полна, и девушка гордо крикнула: «Voila!»

Когда она стала выбираться на сушу, я отвел взгляд. Она подошла и села рядом. Полотенца у нее с собой не было, но скала была гладкой и солнце хорошо пригревало. Девушка достала из корзины кухонный ножик и разрезала одного ежа. Протянула мне. Я думал, он соленый и прохладный, как устрица, но его внутренности оказались теплыми и сладковатыми. От неожиданности я их выплюнул.

Она вскрыла второго ежа и съела его сама.

– Но это ведь вкусно, – сказала она.

– А можно мне еще попробовать?

Теперь я уже знал, чего ждать, и вполне насладился тонким вкусом нежной ежатины.

– Откуда вы приехали? – спросила девушка.

– Из Лондона. В гости к доктору Перейре. Его дом тут наверху.

Девушка промолчала.

– Ты его знаешь?

Она отвернулась и стала смотреть на море, а я рассказал ей (как мог на своем примитивном французском), почему я тут, на ее острове.

Лакомиться морскими ежами, сидя на скале рядом с голой женщиной, мне еще не приходилось. Это было настолько вне рамок привычной жизни, что я позволил себе разоткровенничаться.

– Вам надо побывать в порту, – сказала она.

– Побываю. Как только удастся одолжить машину. Угощу тебя в кафе стаканчиком вина.

– Я не здесь живу.

– А где же?

Она махнула рукой назад.

– В одном из тех белых домов?

– Вы можете добраться до порта на лодке.

– У меня нет лодки.

– И у доктора Перейры нет?

– Про доктора не знаю. Сюда мы приплыли на чем-то вроде водного такси. Вместе с пожилой женщиной. Его экономка. Ты с ней знакома?

Девушка отвела глаза.

– Кстати, как тебя зовут?

– Селин.

– Ты местная?

– Нет. Я родилась на Маврикии.

– А живешь на этом островке. Почему?

Она поднялась. Я отвернулся, выжидая, пока она наденет платье и завяжет шнурки на сандалиях. Мелькнуло опасение, что мое любопытство оказалось слишком назойливым. Девушка начала карабкаться на скалы, в сторону от дома Перейры.

Примерно на полпути она обернулась и помахала мне левой рукой; на локте правой висела корзина.

С этими черными развевающимися волосами она походила на крестьянку с картины Милле.

Пора было проверить, не приехал ли хозяин. На веранде меня уже подстерегала старуха.

– В библиотеку, пожалуйста. Доктор Перейра ждет вас.

Было без десяти час. Пусть еще немного подождет, подумал я и направился в уборную, расположенную под главной лестницей. Чугунный бачок, стульчак из красного дерева. Я посмотрелся в зеркало. С каждым годом я все больше становлюсь похож на отца, так мне казалось. Черты, все явственней проступавшие на моем лице, уж точно принадлежали не маме.

Из холла наискосок я прошел к библиотеке. Доктор Перейра был очень стар и лыс. Коричневая плешь блестела как спелый каштан. Лицо, изрезанное глубокими морщинами, проволочные очки, серый костюм, висящий как на вешалке. Несмотря на худобу, дряхлости в старце не было, и я не уловил никаких тайных умыслов, которые заранее успел ему приписать.

– Как хорошо, что вы приехали, доктор Хендрикс. Не думал, что соберетесь.

– Я и сам не думал. Но вы меня заинтриговали.

Рукопожатие было крепким, тоже совсем не старческим.

– Присаживайтесь. Выпьете что-нибудь перед приемом пищи?

Я сел в кресло перед камином, жесткое, с резными подлокотниками. Французское, одним словом. Вошла старуха, принесла поднос с двумя стаканами.

– Полагаю, с Полеттой вы уже знакомы.

Полетта, так и не удостоив меня улыбки, протянула стакан с напитком, в котором плавали кубики льда и ломтик апельсина; я различил вкус водки, грейпфрута и чего-то сладкого.

Расспросив, как я доехал, Перейра повел меня в комнату, где я завтракал.

Полетта принесла запеченных на гриле красных султанок и зеленый салат. Пока она накрывала, Перейра непринужденно болтал о всяких пустяках. По-английски он говорил без акцента, во всяком случае я такового не расслышал. У него была очень смуглая кожа, но загар это или от природы, сказать было трудно.

– Вина хотите? Из здешнего винограда. Его нужно пить очень холодным.

Второе блюдо тоже было местного происхождения. Два круга козьего сыра, один белый, другой серый, в корочке из золы. Что ж, коровам на этом скалистом острове было бы неуютно, вот о чем я подумал, снова подставляя тарелку.