Онлайн книга «Дочь»
Открываю дверь в сад, смотрю в темноту. Тихо, шторм унялся. Я закрываю дверь и сажусь на пол, прижав спину к обогревателю. Рядом – кружка в чаем. Скальпель нарисовать легко; труднее передать дрожь пальцев. Бристоль, 2009 Одиннадцать дней спустя Эд вырвал руку и опустил рукав. Я попробовала его обнять. – Что с тобой происходит? Он поежился и отстранился. – Но я хочу помочь. Эд двинулся в гостиную, сел на диван и откинул голову, глядя в потолок. Я устроилась рядом. – Ты можешь сказать, что происходит? Он устремил на меня свои печальные глаза. – Не говори папе. – Ты брал лекарства из моей медицинской сумки? Он не ответил. – Но чтобы сделать такое, – я показала на его руки, – тех препаратов недостаточно. Когда я снова попробовала закатать ему рукав, он отдернул руку с небольшим стоном. Мне показалось, что там есть припухлость. – Давай поедим, а потом я посмотрю. Это может быть нарыв. Мы молча поели. Он жевал, глядя перед собой в пространство. – Как ты себя чувствуешь? – спросила я после кофе. – Дерьмово. – И давно это? – Не знаю. – Как часто? – По надобности. – Он выдавливал из себя слова, словно каждое доставляло ему боль. – И что ты принимаешь? – Разное. – Он понизил голос до шепота, и мне пришлось наклониться. – Большей частью кетамин. Мне стало дурно. – Где берешь? Он усмехнулся. – Есть один человек в клубе. – А как подсел? – Как, как… сам не знаю… просто случилось. – Но почему? – Черт его знает. Может быть, Тео… Наоми… – Ну, Наоми – это как-то понятно. Тебя угнетает чувство вины. А Тео при чем? – Отстань, мама, – он начал качать ногой вверх-вниз. Я оглядела комнату, как будто инструменты, которые бы помогли разрешить ситуацию, находились где-то здесь. В буфете на верхней полке. – Но ты не виноват, я же тебе много раз это говорила. – Мама, отстань. – А деньги? Откуда у тебя деньги, Эд? Он задергал ногой быстрее, затем вскочил и направился к лестнице. – Ты куда? – На Северный полюс. Наверху хлопнула дверь, и я осталась сидеть в звенящей тишине, как после взрыва. Но это звенело в моей голове. Я смотрела на свои руки, еще вполне крепкие. Чего только они не делали! Принимали младенцев, вставляли катетеры и капельницы, зашивали кожу. Теперь вот ими мне предстояло оперировать собственного сына. Но я справлюсь. Эд сидел, опершись на спинку кровати, с наушниками на голове. На коленях книга. Увидев меня, начал быстро листать страницы. Я села на кровать, и он резко отодвинулся. – Пожалуйста, послушай меня внимательно. Он напрягся и перестал переворачивать страницы. – Родители в таких случаях немедленно сообщают в школу. А некоторые и в полицию. И то, и другое будет связано с неприятными для тебя процедурами. Но я предлагаю договориться. Он снял наушники. – Если ты согласишься пойти в реабилитационный центр, мы не будем сообщать ни в школу, ни в полицию. И конечно, тебе придется кое-что нам рассказать. Он долго молчал, глядя на меня. Затем перевел взгляд на книгу на коленях. – Мне нужно будет уйти из школы? – Разумеется. Ведь ты поселишься в реабилитационном центре. Он откинулся на спину и закрыл глаза. Я осторожно завернула его рукав. Да, там была солидная припухлость величиной с небольшую сливу. – Это опасно, Эд. Нам нужно срочно ехать в травмпункт. – Сделай это сама. Я не стала настаивать, боясь, что он откажется идти в реабилитационный центр. Принесла из машины стерильный хирургический комплект, который возила с собой на случай, если придется делать что-то экстренное у пациентов на дому. В сумке нашлись антибиотики. Потом я вымыла руки в ванной комнате в очень горячей воде. Да, ему будет больно, но придется потерпеть. Вытерев руки бумажным полотенцем, я надела хирургические перчатки и перестала быть матерью, став доктором. Стандартная процедура вскрытия нарыва хорошо мне знакома и не должна была вызвать затруднений. Я продезинфицировала его руку йодным тампоном, закрепила как следует и анестизировала область нарыва. – Эд, я сделала заморозку, но все равно будет больно. В больнице тебе бы ввели более сильное обезболивающее. – Делай спокойно, я вытерплю. Я разрезала скальпелем кожу над нарывом, и оттуда брызнул густой желтый гной. Эд вскрикнул и глухо застонал. Его лоб покрылся капельками пота. Я начала быстро выдавливать гной. – Потерпи, скоро конец. Я впрыснула антисептик, затем наложила на рану мягкий тампон, забинтовала, после чего дала ему проглотить ударную дозу антибиотиков. Пенициллин и метронидазол. Потом парацетамол и чай. Я сидела на кровати, зажав свои дрожащие руки между коленями. Эд – рядом, с белыми губами. – Папе не говори. Пожалуйста. – Сам подумай: как я могу ему не сказать, если ты бросишь школу? Конечно, это ему не понравится, но он поймет. Папа знает, что такое борьба с вредной привычкой. Сам бросал курить много лет назад. – Я не знал, что папа курил. – Да. А иногда не только сигареты. – Неужели? – Эд посмотрел на меня, и его глаза на мгновение засветились. – Все ошибаются, мой дорогой. Главное – вовремя спохватиться. – А вот мой замечательный брат, наверное, никогда не ошибается. Я ждала, когда он снова заговорит о Тео, но у Эда слипались глаза. – Я продавал их… в обмен на кетамин… – пробормотал он и заснул. Понятно. Он брал лекарства из моей сумки и продавал, чтобы купить кетамин. А купить сильный наркотический анальгетик петидин и успокоительное и снотворное средство тазепам, я думаю, желающие находились. Я закрыла дверь и тихо вышла с подносом. Только спустилась вниз, как зазвонил мобильный. – Это передадут в новостях, – сказал Майкл. – Так что приготовьтесь. Я опешила. Неужели журналисты узнали об Эде? О том, что он наркоман? Но Майкл продолжал, и я поняла, что это совсем другое. – В лесу нашли брошенный голубой пикап. |