Книга Ужин мертвецов. Гиляровский и Тестов, страница 8 – Андрей Добров

— Повар сказал что-то интересное? — спросил я.

Архипов пожал плечами:

— Ну, сейчас пока рано делать выводы. На первый взгляд он совершенно ни при чем. Но так бывает: первоначальные данные — как кусочки мозаики, их еще надо сложить. Не знаю, может, все его показания — в корзину. А может, там есть действительно что-то важное. Мы же только в начале расследования, надо набрать материала, сопоставить, проанализировать, нарисовать схемы. Как правило, работа чисто механическая, конечно.

— Он был знаком с жертвой?

— Знаком? О да! И это не странно — Тестов часто присылает в Купеческий клуб своих поваров, вы знаете? — сказал Архипов.

— Ну…

— Там же культ еды! А значит, все повара известны. Их обсуждают, вызывают к столу, говорят с ними. Конечно, он был знаком. Не близко, но так…

— Никаких ссор или обид у повара с этим купцом не было?

— Нет.

— Мог он накапать морфин на рыбу?

— Почему на рыбу? — удивился Архипов.

— Но ведь последнее, что ел Столяров, была рыба? — сказал я.

— Ну и что? Нет, отрава была в настойке, которую Столяров пил. Знаете, такая — на грецких орехах с медом.

— Да.

— Ну, в общем, в ней, — сказал Архипов, расстегивая пальто. Он указал на лавку вдоль стены: — Сядем?

Мы сели на лавку.

— Вы ведь опросили официантов? Может, они могли видеть, как морфин попал в настойку?

— В тот графин? — уточнил Архипов. — Конечно. Как только приехали, опросили всех — и официантов, и тех, кто присутствовал из посетителей. И потом еще раз всех официантов. Никто ничего не заметил — графин с настойкой стоял на столе с напитками — туда мог подойти кто угодно.

— Понятно, — пробормотал я разочарованно.

— Странно это, — сказал Архипов, прислоняясь затылком к стене. — Вы знаете, Гиляровский, что яд, как правило, оружие женщины?

— Да, где-то читал об этом.

— Ну, положим, это слишком общо. Женщины травят мужей, травят соперниц, травят родителей, сами себя. Но, как правило, выбор ядов у них невелик. Крысиный яд, сера со спичек, кислота… Господи, что они только не используют! И в основном из-за собственной глупости. Прочитают в романе, как героиня от несчастной любви отравилась мышьяком… В романе подробности опускают, поскольку авторы либо их и не знают, либо не хотят шокировать читательниц описанием агонии. Вы когда-нибудь видели, Гиляровский, как человек умирает от отравления мышьяком?

— Нет, слава богу, — ответил я. — Хотя и повидал за свою жизнь немало смертей. Я ведь на Ходынке был во время раздачи сувениров, когда Николай Александрович приезжал в Москву после коронации. Там увидел, как люди в давке десятками, сотнями гибнут. Страшно!

— Знаю, читал вашу корреспонденцию, — ответил Архипов. — И там не сотни, а тысячи были, ну да дело прошлое. В общем, от мышьяка смерть нехорошая, долгая и мучительная. А уж от остальных чисто женских способов… Да и черт с ними. Главное, что — морфин. Это вовсе не женский яд.

Я вспомнил то, что доктор Зиновьев говорил мне про высокую очистку морфина, извлеченного из желудка купца Столярова.

— А не было ли среди присутствующих ученых-химиков? Или аптекарей?

Архипов оторвал затылок от стены и грозно на меня посмотрел:

— Владимир Алексеевич! Владимир Алексеевич! Это что такое?

— Или травников… — уже тихо закончил я.

— Кого?!

— Колдунов… — пробормотал я.

— Вы это кончайте! — потребовал Архипов. — Я же вижу, куда вы клоните! Хотите снова влезть в мое расследование?

Я честно кивнул.

— Зачем? — удивился такой прямоте сыщик.

— Готовлю материал для газеты.

— О господи! — простонал Захар Борисович. — Час от часу не легче. Я еще понимаю — раньше, когда вы совершенно непрофессионально пытались расследовать преступления, чтобы помочь своим друзьям! Вы хотя бы делали это по их просьбе, обещая ничего не писать. И это примиряло меня с вашими неуклюжими попытками. А теперь вы заявляете, Владимир Алексеевич, что будете писать в газету!

— Буду, — твердо сказал я. — Уже договорился с издателем. И зря вы, Захар Борисович, про неуклюжие попытки-то! Забыли про дело в цирке Саламонского?

— Нет, не забыл, — улыбнулся Архипов. — Ладно, вас все равно теперь уже не остановить. Тогда договоримся, как прежде: я помогаю вам, а вы — мне. Но когда дело дойдет до ареста, вы, Владимир Алексеевич, уступаете место мне. Я про цирк Саламонского помню. Но и вы вспомните про историю с Ламановой. Если бы не моя помощь, лежать вам сейчас на Новодевичьем!

Я кивнул, соглашаясь.

— И про меня даже не упоминать! — добавил сыщик.

— Ваш коллега Ветошников потребовал бы как раз наоборот, — заметил я.

— Не упоминать. Договорились? А еще лучше, если вы перед отправкой своего материала покажете его мне. Просто для ознакомления. Вдруг там будут…

— Что? — спросил я.

— Ошибки.

— Ну уж нет, Захар Борисович, — возмутился я. — Достаточно и обычной цензуры. Если бы я все свои материалы показывал еще и полиции, то сейчас бы вообще сидел без копейки.

— Ладно, черт с вами, Гиляровский. Но об остальном-то мы договорились?

— Хорошо. Так скажите мне, был ли кто в тот вечер в клубе, кто мог иметь отношение к растительным ядам?

Архипов поморщился:

— Вот вы какой, Владимир Алексеевич, на все соглашаетесь, лишь бы своего добиться.

Я возмутился:

— Не на все! И вы прекрасно это знаете.

— Был. Был один субъект. Павел Иванович Горн. Аптекарь.

— И вы его допросили? — спросил я.

— Допросил. Говорит, со Столяровым хорошо знаком, но не травил его. Я даже обыскать приказал — вдруг у него в кармане пустой флакончик из-под яда завалялся. Нет, ничего не нашли. Кстати, именно Горн первым и высказал идею об отравлении алкалоидом.

— Да? — заинтересовался я.

— По симптомам. Он же специалист. Аптека Горна на Ильинке — не слыхали? Известна своей гомеопатией.

— Хорошенькое совпадение, — сказал я.

— Конечно, очень подозрительно, хотя, может быть, и действительно просто совпадение, — ответил Архипов и встал. — Такое случается, не надо доверять слишком очевидным версиям. Что же, пора возвращаться, составлять новый акт. Вы со мной?

— Нет. Завтра утром съезжу на Ильинку, посмотрю на этого аптекаря. Если вдруг узнаю что-то интересное — расскажу вам. Но и вы со мной делитесь иногда. Договорились, Захар Борисович?

Сыщик кивнул, расплатился с буфетчиком, и мы вышли на темную улицу.