Онлайн книга «Последняя тайна Лермонтова»
Пойти к Вовану и закатить скандал? Отправиться к охраннику Игорю, заложить Пауэрлифтинга, а потом наслаждаться, представляя, как его обрабатывает профессионал? Обсудить все это с Паниным?.. То вскакивая с постели, то опять на нее укладываясь, я сбросила на пол серую толстую папку со списком рабочих, которую вручил мне возле церкви Игорь. Рассыпавшихся листов было море. Даже собирать их было трудно, а уж просматривать – часа три уйдет, не меньше. Хотя... Одна из фамилий уже подчеркнута синей ручкой, и возле нее стоял жирный, старательно выведенный восклицательный знак. М-да... В общем, все понятно. Вот почему Игорь ничего не сказал, когда подошел Вован, хотя по лицу охранника явно читалось: вертится, так и вертится что-то на языке. Вот он, еще один пазл в этой странной мозаике. Нашелся, хотя шанс был минимальным. На строительстве замка, оказывается, ударно трудился Симонов Николай Петрович. Отчество у Вована аналогичное. Я запомнила, когда к нему официант по имени-отчеству обращался, а сегодня еще и Игорь, хитрый жук, напомнил, подозреваю, неспроста. Сам Пауэрлифтинг родом из Озерска. Да голову даю на отсечение – брат его на стройке вкалывал! Пауэрлифтинг ведь, кстати, мне по дороге в музей и проговорился, что таковой имеется! Нормальный семейный бизнес получается: один братик раритет упер и заныкал, второй вернулся за краденым. А меня, любопытную, надо устранить, чтобы не мешала осуществлять задуманное. Нет, я этого так не оставлю! Сейчас пойду к Михаилу и все ему расскажу! Хорошенькое дело придумали: заслуженного судмедэксперта всех времен и народов членовредить, с лошади ронять! Мы сталкиваемся с Паниным на пороге. Его глаза напряженно впиваются в мое лицо. Потом, как улитка в домик, прячутся в свой обычный, чуть насмешливый взгляд. Ему стыдно, что он так за меня испугался. Я неоднократно видела эту маску, чуть отстраненную и высокомерную. Теперь еще и эта снисходительная полуулыбка появляется. О да, свои эмоции надо скрывать. Что, олигарху не комильфо переживать за кого-нибудь кроме себя любимого?.. Давай, маскируйся, даже если свидетелей мимолетной слабости нет и не будет, даже если это на самом деле совершенно не слабость – волноваться за какого-то человека... Предупреждающего покашливания грома не было. Ничего не предвещало ливня... ...ливня поцелуев. Он начался внезапно, совершенно неожиданно, абсолютно не к месту, не в тему, не... Я даже не успела ничего сообразить. Его губы нашли мои, дыхание слилось, голова закружилась, мысли катастрофически выключились. Я бы оттолкнула Михаила, но это казалось невозможным глупым преступлением. Просто вдруг хлынул теплый нежный свежий дождь. И я не могла от него прятаться, пусть льется. Ласковый шепот, едва различимая мелодия. Первый смелый искрящийся луч солнца, запутавшийся в струях воды... Мне казалось, мы пьем друг друга, смакуем наши души, обнажаем мечты. Мне казалось: я понимаю и постигаю его всего, целиком и полностью. Мне казалось: во всем этом нет ни тени сексуального влечения, ни капли любви. Происходит что-то другое. А что – я не знаю, потому что раньше со мной никогда такого не случалось. На новой странице моей жизни вдруг появилась какая-то надпись – а я ее не понимаю, и не могу прочитать, другой уровень, седьмое небо, сто двадцать восьмое измерение или десятый круг ада, где мучение особенно интригующе, изысканно и нежно... Обычно я не выношу прикосновений незнакомых людей. И знакомых, по большому счету, тоже. Мне проще чмокнуть бродячую собаку, чем давнюю приятельницу. Только теперь все по-другому. Теперь – это не только поцелуи и объятия. Не понимаю, что происходит. Что, что это?.. – Как ты меня напугала. Все будет хорошо. Больше ничего плохого не случится. Я просто не позволю. Спасибо тебе! Ты такая живая, настоящая. Когда я увидел, как ты радуешься моей помощи этому своему дурацкому приюту, я тоже стал таким счастливым. Люди не умеют радоваться. И я забыл, что это такое – радость. Просто шел вперед, и новые цели, и вроде бы постоянно мелькают разные лица, и необычные проекты – а все мимо, не волнует, не заводит. Психоаналитик, триста евро в час, а такую чушь несет, смешно становится. Ты – совсем другая, растормошила меня. Радость, благодарность, удивление – почти не помню, как это. А это ведь здорово... Мое сознание – стекло, слова Михаила – как дождевые капли, барабанят, постукивают, скатываются, оставляя следы-бороздки, быстро исчезающие с мокрой поверхности. Я почти не понимаю Панина. Мне страшно от того, что за какие-то секунды он вдруг стал мне роднее мужа, и я все в нем принимаю, морщинки возле уставших глаз, колючую щетину, теплые ладони, поглаживающие мою спину... А потом за дверью раздается чей-то отчаянный вопль: – На помощь! Помогите! Помогите... * * * Стас Дремин мертв. Тело нашла Марина, бедная девочка. Я пытаюсь слушать ее рассказ. И невольно ловлю себя на том, что одновременно постоянно стараюсь увести свои мысли от пугающе спокойного голоса. К примеру, теперь через него пробивается отчетливый стук в дверь. В свете чрезвычайного происшествия тетушку Алену закрыли на ключ. Может, надо было еще связать, хотя это и негуманно? Однако, если с другой стороны посмотреть, а вдруг она повредит себе что-нибудь? Уже довольно давно в дверь молотит, и сильно... – Мне очень захотелось посмотреть фотографии, которые Стас сделал в церкви. А он сказал: «Заходи лучше перед ужином, я сейчас собираюсь верхом покататься». Но Стас с прогулки пришел намного раньше. Все вернулись раньше. После того что с Наталией Александровной случилось, конечно, какое там настроение для езды. – Марина старается говорить спокойно, но из ее карих глаз катятся слезы, а губы, с чуть размазанной помадой, дрожат. – И вот мы с Андреем ее навестили. Когда к себе возвращались, Стаса в коридоре встретили. Он говорит: «Приходите, на компе посмотрим, самому интересно, что получилось». Андрей сказал, что он потом отпечатанные уже фотографии посмотрит. И что теперь лучше завалиться спать, так как очень устал. Спать так спать. А я пошла в бар, выпила кофе. Давление сегодня низкое, наверное, погода портится. Я в такие дни больше трех часов без чашки кофе не выдерживаю. Позвонила Стасу, еще из бара – он трубку не берет. Но, знаете, в церкви ведь все телефоны в беззвучный режим переводили. И я решила, что он мобильник тоже на виброзвонок поставил, а обратно не переключил. Тем более, он же приглашал, говорил – заходи... Что я скажу теперь его семье? Пригласила фотографа на съемку, называется. Бедный, бедный, он так обрадовался, говорил, что в творческом кризисе, и я его просто спасла своим предложением уехать из Питера. И вот... |