Онлайн книга «Проклятие Эдварда Мунка»
|
– Подождите меня здесь, – Вронская протянула таксисту купюру и, поглядев на освещенные окна студии, заспешила к подъезду. Она набрала номер квартиры, но дверь не открывалась. «Понятно, у художника гости. Или, может, он заработался до такой степени, что не слышит ничего. Со мной такое тоже пару раз было. Что же делать?» – думала Лика, снова и снова набирая номер квартиры. Внезапно дверь распахнулась, и из нее, беззаботно подпевая плееру, вышел подросток с флегматичной овчаркой на поводке. Придерживая дверь, Лика замахала рукой таксисту: – Идите сюда! Помогите мне, пожалуйста! Идти одной в мастерскую Михаила в свете последних событий Лике не хотелось. Грузный мужчина нехотя вылез из-за руля желтой «Волги», закрыл дверь ключом, поправил сползающую на глаза кепку. По направлению к подъезду он успел сделать всего один шаг. Потом двор наполнился собачьим лаем и истошными криками. – Там! Скорее! Лайма человека нашла! Он весь в крови! – подросток вцепился в рукав таксиста и потянул его в сторону кустов. Лика побежала за ними и вскрикнула. Художник лежал на спине, его рука зажимала рану на шее, и густая черная кровь струилась между пальцами. – «Скорую» вызовите! – Лика толкнула застывшего таксиста и упала перед Михаилом на колени. – Кто? Кто это сделал? Глаза Михаила скользнули по Лике. Он узнал ее, во взгляде мелькнуло удивление, но потом веки опустились. В горле стоит комок. Надо говорить с ним. Это поможет, должно помочь. Пусть не умирает. Он будет жить долго… – Михаил, сейчас врачи приедут, – глотая слезы, Лика взяла художника за руку. – Помните, вы мне говорили, что видели свет и тепло. И что должны нести все это людям. Потерпите немного. Чуть-чуть потерпите. Губы художника шевельнулись. Морщась от боли, он выдохнул: – Эдвард Мунк… Потом его пальцы в Ликиной руке дрогнули. Лика посмотрела на грудь художника и, закусив губу, отвернулась. Он больше не дышал. Сирена «Скорой помощи» зажгла в ее сердце надежду, но ненадолго. – Пульса нет. Кровопотеря огромная, – сказала девушка в белом халате. – Милицию вызовите. – Эх, вот что оно значит – женщина на корабле, – заворчал таксист. – Сейчас на полночи здесь застряну. А план кто делать будет?.. Голос таксиста доносился до Лики как сквозь плотный туман. Она смотрела, как тело Сомова накрывают белой простыней, и все никак не могла поверить, что нет больше красивого бородача, угощавшего ее кофе… 4 Длинные полутемные сырые коридоры. Многочисленные лязгающие металлические решетки. Как непривычно скованным наручниками запястьям. Руки затекли, их покалывают иголки боли. Идти бы так вечно. Молодой милиционер остановился у тяжелой стальной двери с решетчатым окошком, зазвенел ключами. Распахнув дверь камеры, он втолкнул Василия Михайловича внутрь, отщелкнул браслеты. – Одиночка, – прошептал Бубнов, морщась от спертого, пахнущего мочой и хлоркой воздуха. Он очень боялся, что попадет в битком набитую всяким сбродом камеру. – Это пока одиночка, – милиционер бросил взгляд, полный нескрываемой ненависти. – Надеюсь, тебе, тварь, пожизненное не впаяют. Пойдешь на зону, а там таких, как ты, ой как не любят. Нам начальство все время вставляет: относитесь к обвиняемым и заключенным вежливо. И как к такой тварюге, как ты, нормально относиться?! Тоже мне, занятие придумал. Баб на кусочки резать. Слава Чикатило покоя не давала? Тварь… Звук закрывающейся двери вызвал у Василия Михайловича панику. Он больше никогда отсюда не выйдет? Вот эта пара метров пространства с решеткой на небе и досками вместо кровати – навсегда? А как же лекции, студенты, книги и библиотеки? Ведь он не может без всего этого. В камере СИЗО он всего пару минут, а кажется, что всю жизнь, и страх и отчаяние парализуют мысли… Его профессор опустился на нары и глубоко вздохнул. Как стыдно перед коллегами. Что они подумали, когда Василия Михайловича забрали прямо из академии? Его преступнику было хорошо. Свое он уже отбоялся. Все самое страшное с ним случилось. Можно не пугаться волков с красными глазами и серой вздыбленной на загривке шерстью. Шаги тех, кто идет арестовывать, прозвучали и смолкли. Как спокойно. Его убийца испытывал неописуемое раздражение. Задуманное не доведено до конца. Грязная, неочищенная Дагни растворилась в лабиринтах московских улиц. И он так и не понял, почему женщина не пришла на свидание. Эта пиявка высосала его и осталась безнаказанной. Как назло, преподаватели академии сегодня вечером долго не расходились по домам. После лекций проходило заседание деканата. Потом выяснилось, что у младшего научного сотрудника Аллочки день рождения, и она приглашает всех выпить по бокалу шампанского с тортом. Женщины раскраснелись, принялись флиртовать. Какой мужчина, когда с ним кокетничают, заспешит домой? За окнами художественной академии темнела ночь. Медленно и торжественно кружились подсвеченные прожекторами фонарей снежные хлопья. Сделался тише гул текущих по проспекту автомобилей. Кафедра же шумела, спорила, звенела заливистым женским смехом. Василий Михайлович незаметно покинул общее застолье. В конце концов, он ничем не рискует. Сейчас быстро включит компьютер, проверит почту, и все. – Здесь находится Василий Михайлович Бубнов? На вошедших в комнату бритоголовых парнях были джинсы, короткие кожаные куртки, кроссовки. Громовой голос, широкие плечи… Они раздражали, как заноза. Кафедра замерла, готовясь взорваться возмущением. Его профессор в ужасе подумал: «Стыд какой, как неудобно». Его преступник, как загипнотизированный, смотрел на волков с красными глазами. Убийца злился, потому что понимал, что не успеет просмотреть почту. Не сможет выяснить, почему не пришла Дагни. И не полюбуется ее скопированной в отдельную папку фотографией. Не отомстит. Не очистит… – Пройдемте, – сказал один из парней, когда Василий Михайлович поднялся из-за компьютера. – Что все это значит? – Да по какому праву? Уважаемого человека… – Василий Михайлович, обязательно мне перезвоните, когда все выяснится… Поток преподавателей тек по лестнице, выплеснулся на улицу, к припаркованным у входа милицейским «Жигулям». Бубнов кивал. Да, все прояснится. Разумеется, недоразумение. Перезвонить? Конечно! На машине с орущей сиреной его привезли к тому самому следователю, который пил его энергию. – Да, это я убивал женщин, – с порога заявил Василий Михайлович, – подробностей не помню. |