Онлайн книга «Сладкие объятия»
|
— Рудольфо? Мне можно войти? Рудольфо стоял за стойкой, протирая стаканы. Когда он увидел Джорджа, он замер. На лице начала появляться широкая улыбка. — Джордж, друг мой. — Он поставил стакан и вышел из-за стойки, как бы желая обнять Джорджа. Джордж смотрел на него с осторожностью. — Ты не собираешься меня бить? — Это ты должен меня побить. Но я не знал. Мне только сегодня утром Росита сказала, что сеньорита твоя дочь. Почему ты мне вчера не сказал, что это твой ребенок? Я даже не знал, что у тебя есть ребенок. И такая красавица… — Рудольфо, произошла ошибка… — И это моя ошибка. Ты, должно быть, думаешь, ну что он за человек — отказать и услуге старому другу и его ребенку? — Но… Рудольфо поднял руку: — Никаких «но». Ну, шестьсот песет, — пожал он плечами, — не растут на деревьях, но и не разорят меня. — Рудольфо… — Друг мой, еще одно слово, и я буду думать, что ты меня не простил. Заходи, давай вместе выпьем коньяку… Невозможно. Он отказывался выслушать правду, а Джордж не собирался ее запихивать ему в глотку. Он попросил слабым голосом: — Мне лучше кофе. Рудольфо пошел крикнуть, чтобы принесли кофе, а Джордж уселся на один из табуретов у бара и зажег сигарету. Когда вернулся Рудольфо, он сказал: — Ты получишь свои деньги назад. Мы можем послать телеграмму в Лондон… — Придется ехать в Сан-Антонио, чтобы послать телеграмму. — Да, правильно. Как ты считаешь, сколько дней на нее уйдет? Рудольфо неопределенно пожал плечами: — Два-три дня. Может, неделя. Это не важно. Ради шестисот песет я могу подождать и неделю. — Ты хороший человек, Рудольфо. — Но я умею сердиться. Ты знаешь, что я умею сердиться. — Все равно ты хороший человек. Кофе принесла Росита — нечаянный источник всех неприятностей. Джордж смотрел, как она ставила крошечные чашки, и говорил себе, что по уши погряз в обмане. И еще он понял, с небольшим замиранием сердца, что уже незачем просить Рудольфо о еще одном одолжении. Если Селина должна оставаться дочерью Джорджа, то не было никакого смысла в том, чтобы ей перебираться в гостиницу в Кала-Фуэрте. Селину разбудила Перл. Она всю ночь прогуляла, устала от охоты, и ей нужно было мягкое местечко, чтобы поспать. Она вошла в «Каза Барко» через террасу, легко вскарабкалась по лестнице на галерею и почти беззвучно запрыгнула на кровать. Селина открыла глаза и посмотрела прямо в белую усатую морду Перл. Глаза у Перл были зеленые, как нефрит, темные зрачки от удовольствия сузились. Она немного собрала простыни, устраивая себе гнездышко, а затем устроила свое пушистое тельце в изгибе тела Селины и заснула. Селина повернулась на другой бок и туг же заснула. Во второй раз ее разбудили намного грубее: — Давайте же, пора вставать. Одиннадцать часов. Ну, давайте же. Ее потрясли, и когда она открыла глаза, на краю кровати сидел Джордж Дайер. — Пора просыпаться, — снова сказал он. — М-м-м? Кошка все еще лежала на ней, восхитительно тяжелая и теплая. Когда она смогла сфокусировать взгляд, Джордж показался громадным. На нем была голубая хлопчатобумажная рубашка, и он так мрачно смотрел на нее, что у Селины замерло сердце. — Пора просыпаться. — Который час? — Я уже сказал. Почти одиннадцать. Мне надо с вами поговорить. — А-а. — Она приподнялась и поискала подушки, которые куда-то исчезли. Джордж наклонился, поднял их с пола и положил ей за спину. — Теперь послушайте, — сказал он. — Я виделся с Рудольфо… — Он все еще сердится? — Нет, не сердится. Уже нет. Видите ли, Рудольфо, а значит, и вся деревня, считают, что вы и впрямь моя дочь. Вы ведь знаете, почему они так думают, да? Потому что ваш таксист-пьяница, черт бы его побрал, так им сказал. — Ох, — пробормотала Селина. — Да. Ох. Вы говорили таксисту, что я ваш отец? — Да, — призналась она. — Ради всего святого, почему? — Мне пришлось, чтобы он привез меня сюда. Я сказала: «Мой отец заплатит за проезд», и только так смогла его уговорить. — Вы не имели права так делать. Втягивать невинного человека… — Вас? — Да, меня. Я теперь увяз по самую макушку. — Мне и в голову не могло прийти, что он расскажет всей деревне. — Он и не рассказывал. Он рассказал Росите, девушке, что работает в баре Рудольфо. А Росита рассказала Томеу. А Томеу рассказал матери. А Мария — официальная радиостанция этой части острова. — Понятно, — сказала Селина. — Простите. Но разве мы не можем рассказать им правду? — Не теперь. — Почему не теперь? — Потому что у людей здесь… — он осторожно подбирал слова, — очень строгие моральные принципы. — Тогда почему же вы оставили меня вчера на ночь? Он вышел из себя: — Из-за грозы. Из-за ссоры с Рудольфо. Потому что другого выхода не было. — И вы сказали, что я ваша дочь? — Я не сказал, что вы не моя дочь. — Но вы слишком молоды. Мы уже вчера это обсуждали. — Никто об этом не знает. — Но это неправда. — Это было неправдой и тогда, когда вы говорили таксисту. — Да, но я не знала, что это неправда! — А я знаю. Все? Что ж, прошу прощения, если оскорбил ваши принципы, но эти люди — мои друзья, и я не хочу их разочаровывать. Не то чтобы они питают много иллюзий в отношении меня, но они по крайней мере не считают меня лжецом. — Она по-прежнему выглядела обеспокоенной, поэтому он сменил тему: — Теперь, что касается денег. Вы говорите, что мы можем послать телеграмму в ваш банк… — Да. — Но не из Кала-Фуэрте. Нам придется поехать в Сан-Антонио, чтобы послать телеграмму. Мы можем послать ее прямо в банк или — это мне пришло в голову по дороге домой — можем связаться с вашим адвокатом… — Ах, нет, — сказала Селина с такой горячностью, что Джордж с удивлением поднял брови. — Почему — нет? — Давайте просто пошлем телеграмму в банк. — Но ваш адвокат может прислать сюда деньги гораздо быстрее. — Я не хочу посылать телеграмму Родни. — Он вам не нравится? — Не в этом дело. А в том, что… в общем, он считал просто безумием, что я отправляюсь разыскивать отца. |