
Онлайн книга «Снежное танго»
— Так, по-твоему, ты растеряла свою прежнюю скромность? Честный вопрос требовал честного ответа, и Гвендолин решилась говорить как на духу. — Да, есть такое ощущение. Скромность предполагает умение придерживаться общепринятых норм морали и нравственности. Какая по-настоящему скромная женщина ляжет в постель с мужчиной после двух дней знакомства? — Какая?.. Ты, например. Гвендолин нахмурилась. — Я никогда раньше так не поступала. И не предполагала, что способна, на такое. — Она покосилась на него. — Не понимаю, почему я это сделала… — Я понимаю. — Феликс поймал ее руку своими сильными пальцами. — И ты понимаешь, просто боишься в этом признаться даже себе. — В чем признаться? — В том, что тобой двигало не влечение тела, а самая настоящая любовь. Гвендолин осторожно высвободила руку. — Если бы ты знала, — проникновенно продолжил Феликс, — как ты мне нравишься, когда забываешь об общепринятых нормах поведения и становишься самой собой — непретенциозной и твердо стоящей на земле! Были мгновения, когда я дико ревновал тебя к твоему предыдущему кавалеру, но потом понял, что он даже не прикасался к настоящей Гвендолин Снайдерсон… Их взгляды встретились. — А я прикасался. Я счастливый. Я трогал ее, вкушал ее, любил, наслаждался ею. И она проделывала со мною то же самое — свободно, по собственному желанию. И словами это волшебство описать невозможно! У Гвендолин дыхание перехватило от такого признания, но она упрямо произнесла: — Ах, вот почему ты здесь! Ты решил, что можешь и дальше свободно эксплуатировать мое тело, всласть развлекаться… А потом… потом… — Твое тело меня абсолютно не интересует. Гвендолин обескуражено и где-то обиженно моргнула. — Не интересует? Феликс с трудом удержался от смеха при виде ее разочарованного лица. — Ни на йоту. — Он поднялся и вытер руки о полотенце. — Пойду, приготовлю обед, как обещал. Ты недолго, пожалуйста. Омлет начинает терять вкус через десять минут. Гвендолин глубже опустилась в воду, и поднятые, ею волны мягко и ласково качнули ее. Тело откликнулось на эту символическую ласку так же, как если бы ее ласкал сам Феликс Миллингтон. С тяжким стоном молодая женщина встала, вытащила пробку из ванны и, включив душ, сунула голову под тугие холодные струи. — Ты сделал отменный омлет, — сделала ему комплимент Гвендолин, на этот раз одетая не в мужскую рубашку, а в уютную белую кофту ручной вязки. — Спасибо. Двумя руками она обхватила чашку с горячим апельсиновым чаем. — После расчистки снега у меня сил осталось только-только, чтобы добраться до кровати и уснуть. — С удовольствием усну вместе с тобой. Глаза Гвендолин удивленно округлились, затем подозрительно сузились. — Кто-то утверждал, что мое тело его абсолютно не интересует… — Все верно. Просто я не усну, если тебя не будет рядом. Он принялся собирать со стола тарелки и чашки. — У моей мамы на кухне висело старинное фарфоровое блюдо с замечательными словами «Здание строится на камне — дом строится на любви», — сказал Феликс, закрывая дверцу посудомоечной машины. — Твой дом построен на любви, на настоящей любви. — Спасибо большое, — тихо отозвалась Гвендолин. — Я сама его обставляла. Только несколько старинных вещей осталось от тети Матильды. Она почувствовала вдруг, что ей приятно говорить о доме, особенно после похвалы Феликса. Он в этот момент губкой вытирал, светлую деревянную поверхность стола. — А тетина спальня один в один соответствует твоему описанию, — заметил Феликс. — Массивная кровать с водяным матрасом и огромная розовая балерина в резной раме над ней. Ничего, что я не удержался и заглянул? Гвендолин улыбнулась. — Ничего. У меня рука не поднялась поменять что-то в ее комнате. Не то чтобы тетушка была святой, но… но… — Но она была Матильдой! — закончил за нее Феликс, и молодая женщина кивнула в знак согласия. — А альбомов со снимками от нее не осталось? Меня прямо-таки заинтриговала эта женщина. — Есть несколько. В ее комнате, на комоде. — Гвендолин прикрыла ладонью зевок и добавила: — По этим фотографиям можно изучать историю века. Она еще раз зевнула и замотала головой. — Прости. Я уже в объятиях Морфея. — Тогда пора спать. Тебе завтра на работу. Феликс, шутя подхватил ее на руки и направился в спальню. Впервые в жизни мужчина нес ее на руках!.. Он как-то ухитрился нажать на выключатель, и все вокруг озарилось мягким розоватым светом. — Твоя комната похожа на тебя. Слышишь, Гвендолин? — Он бережно усадил ее в кресло и снял с кровати цветастое покрывало. — Восхитительная смесь стилей и материалов. Гамма несколько странноватая, но выдает не испорченность натуры. — Странноватая? А, по-моему, нет. — Гвендолин сняла кофту и оглянулась. — Феликс, ты что, собираешься спать здесь? — Собираюсь, но не сейчас. Когда она улеглась, он накрыл ее одеялом и заботливо подоткнул его со всех сторон. — Сейчас проверю, как там камин, и выключу наружное освещение. Кроме того, нужно взглянуть на твою рождественскую елку. По-моему, она начинает засыхать, — сказал Феликс. Гвендолин моргала, изо всех сил стараясь не заснуть. — Елка искусственная, — сообщила она, снова зевнув. — Гм… а выглядит, как настоящая. Феликс погладил молодую женщину по щеке, ласково провел рукой по волосам. — Спокойной ночи, любовь моя! Гвендолин, стоя у зеркала, пыталась вдеть в уши золотые сережки, но у нее не особенно получалось, потому что глаза смотрели на отражение кровати. В том, что Феликс спал на ней, сомнений не было. На подушке осталась вмятина от его головы, а простыня до сих пор хранила тепло его тела. Наглый обманщик! Но когда в семь часов зазвонил будильник, он, видимо, вскочил. Гвендолин слышала концерт, который он устроил в кухне, гремя тарелками и чашками. Там он пока и обосновался, предоставив ванную и спальню в ее полное распоряжение. Гвендолин открыла шкаф в поисках коричневого кожаного ремня и шарфика, который обычно обматывала вокруг шеи, когда надевала голубое шерстяное пальто. Шарфик она нашла тут же, а ремень обнаружился на кресле под чемоданом Феликса. Чемодан стоял раскрытый, и вещи в нем были аккуратно, с толком уложены: нижнее белье, носовые платки, свитер, две рубашки, джинсы и шерстяные брюки. Шелковый, черный, похожий на кимоно халат был переброшен через спинку кресла, но на пижаму не было и намека. |