
Онлайн книга «Меч Вещего Олега. Фехтовальщик из будущего»
– Пошли скорее! Долго ты будешь копаться? – Отвине, возьми мое копье! Щас я, быстро… – Бери эти – срезни не пробьют. У него шкура – что твой щит… – Видга, останешься за хозяина! – Да ты лапти обуй! Чего в сапогах париться? – Быстрее, быстрее! Вадим вытер о штаны вспотевшие ладони и покрепче перехватил копье. Глаза его осмотрели толпу и цепко глянули на Хакона. Конунг гардский был без броней, в одной стеганке поверх рубахи. Плащ-корзно он оставил в лагере, в шатер полетела и княжеская шапка. Веселый, раскрасневшийся Хакон внешне ничем не отличался от своих гридней, толкавшихся на опушке. Вадим насупился и шагнул на тропу. Смешки вокруг затихали, словно веселье оставили в лагере вместе с ненужными на охоте вещами. Люди шагали бесшумно, быстро скользя меж дерев, переговариваясь по нужде – четко, быстро и негромко. Люди принимали законы Леса. Издалека долетел полурев-полумычание. Охотники замерли, а Асмуд хевдинг, набрав в грудь воздуха, затрубил в рог-манок, подражая туру. Неужто лесной князь потерпит наглеца, топчущего его угодья? Рев донесся яснее – тур рвался проучить пришлого самца. А ну как его туриц уведет? Ой, плохо чужаку будет, ой, плохо… – Туда! – указал Асмуд на просвет между двумя скрученными соснами. Охотники молча пошли, куда велено. Хевдинг выпрямился и затрубил – с переливами, словно гордясь своей силой и статью. В ответном реве зазвучало бешенство обманутого супруга. – Ишь забирает как! – с ухмылкой пробасил Асмуд. – Разделяемся! – развел руки Рунольт. Охотники пошли двумя отрядами. Вадим высмотрел Хакона и пристроился за ним. Позади затрубил Асмуд. Тур заревел совсем рядом, горой окостеневших от гнева мышц ломясь сквозь кусты. Вадим облизнул пересохшие губы. Странно он чувствовал себя. Тур его не страшил, а вот Хакон… Чем ближе подходила роковая минута, тем сильнее дрожали руки. Ярл прокрался между мелкими, растрепанными сосенками и зашел конунгу за спину. Вот она – широкая, мускулистая, обтянутая стеганкой. Сын Бравлина конунга присел за валуном и ждал выхода зверя. Плечи его были напряжены, пальцы, стискивающие древко рожна, побелели. Подрагивал плоский и длинный наконечник, похожий на короткий меч. А вон на стеганке, слева внизу, горелое пятно. Бить нужно туда… Вадим в тоске оглянулся – никого. Пора… Но… нет! Несказанный страх и томление сковали Вадиму руки. Ну же, ну же… Время уходит! Никто ж не узнает! А вдруг?.. Кто схоронился за теми кустами – друг или враг? А пусть даже и друг! Это только так говорится – друг не выдаст, друг не продаст… Не продаст, пока цену не назовут! А коли сторгуются? Да если только гридь узнает, кто проткнул их конунга… Вадим на практике ознакомится со многими украшениями своей коллекции. Вдоволь нанюхается паленого мяса! И не чужого… Принято южан считать знатоками, спецами по причинению страданий. Ну, так северянам тоже кое-что ведомо! Положат «Вадима конунга» мордой вниз, привяжут и ножичком взрежут кожу вдоль хребта. Каждое ребрышко отделят и вывернут – на живом еще! А потом заделают Вадиму «кровавого орла» – вытянут со спины его розовые легкие, будто крылышки… Вадим заскрипел зубами. Хакон резко обернулся и поднес палец к губам: тихо, мол! И вновь приник к камню. Тур явил себя. Он возник как бы из ничего – черная бестия, критическая масса беснующейся плоти. Тур шумно вдохнул воздух, высматривая противника налитыми кровью глазами. Угрожающе опустил громадные рога и загреб землю копытом. Напружил могучую шею, исторг яростный рев. Где враг?! Без шума спущенные стрелы воткнулись быку в загривок. Утробно замычав, тур взвился на дыбки, закидывая голову. Хакон этого только и ждал. Словно подброшенный пружиной, он перепрыгнул валун и воткнул копье в брюхо конунгу лесному. С другого боку подбежал Асмуд и добавил. От боли тур испражнился. Он тяжело упал на передние копыта и вдруг бешено завертелся, харкая кровью и поражая страшными рогами. Рунольт замешкался, и тур буквально измочалил егеря, отбросив в кусты растерзанное тело. Не желая терять лицо, Вадим выскочил на поляну. Тур резко развернулся и бросился на Вадима ярла. Тому надо было за один удар сердца успеть поразить лесного гиганта копьем, упереть оскопище [50] в землю и отскочить в сторону. Вадим успел. Тур напоролся на копье и, замерев на мгновение, тяжело повалился на бок. Жизнь покидала громадную тушу. Асмуд вскочил на трепещущий бок буй-тура и острым ножом вырезал широкую и длинную полосу вороной шкуры. Обычай жестокий, но считалось, что в ремень турьей кожи переливается сила животного, и что она передастся тому воину, кто его наденет. Помалу охотники выходили из транса, унимали кровь. Егеря заученными движениями разделали тушу, и Хакон лично закопал голову тура, помолясь и испросив прощения у духа животного за причиненную смерть. Усталые и довольные, охотники потянулись в лагерь, волоча добычу. И даже то, что двое несли Рунольта, похожего на истоптанную тряпичную куклу, не омрачало настроя – все ведь знали, на что шли. Тур – не заяц, промашки не спустит. Вадим плелся следом за двумя молодыми гриднями, тащившими каждый по здоровенному окороку. Рядом пристроился Хуфин Убийца. – Не успел, – буркнул Вадим, непроизвольно сжимая руку, где совсем недавно было копье. – Ну и ладно, – бодро зашептал утконосый. – Зато, конунг, ты тура положил! – Начал Хакон, – вяло отговорился Вадим. – А ты докончил! – Ну да… На опушке уже вовсю пылали костры. Мясо тура рубили большими кусками и насаживали на вертела, солили, натирали травами, совали в надрезы лук. Запах поплыл над лагерем, будоража и дразня. Гардская аристократия переменила тему. – Я, когда в Миклагарде служил, – вспоминал Асмуд хевдинг, – едал ихнего… как его… поркус… дальше забыл. Ну, короче, вепря берут и жарят целиком, а внутрь птицу битую суют. Пулярочек, там, рябчиков всяких… – А меня однажды в Асские горы [51] занесло, – с жаром начал Крут, – к аланам ездили… по разным делам. Так они шашлыком угощали. Это… да вот, как у нас, мясо на вертеле, только кусочки ма-аленькие, и их всю ночь вымачивают. Ну, там, соль, лук кладут, уксус… Объедение! – А на Непре нас колбасой потчевали, – мечтательно закатил глаза бледный гридень с узким лицом. – Готы свиные кишки не выбрасывают, как мы, а чистят и набивают кусочками мяса, получаются колбаски. Их жарят, и мясо в них, как в мешочке, соку не теряет… Вадим сидел, развалясь, у костра и пил хмельной мед. Он был тут, со всеми вместе, и в то же время наособицу. На душу его опустились сумерки, и даже мед не разгонял тоскливый мрак. Вадиму было паршиво – он так и не пришиб Хакона… На первом шаге к трону его светлейшее высочество споткнулось. |