Онлайн книга «Стальные грозы»
|
На ней было неброское атласное платье до колена цвета топленого молока – с трогательными рукавами «фонариком» и отложным воротником, – а также лиловые босоножки, надетые поверх белых носочков. На плече у девушки висела кожаная сумочка, настолько неновая, что в ней можно было заподозрить прабабушкино наследство. В правой руке она держала видавшую виды нотную папку на заношенных тесемках. Ноги красавицы были гладко выбриты (именно выбриты, а не, к примеру, проэпилированы). Этот необщий факт внимательной наблюдательнице выдал бы подозрительный блеск ее лодыжек. Но дневальный, рядовой Житницкий, задумчивый увалень с пингвиньей походкой, был далек от всякого гламура и в девичьих лодыжках не разбирался. – Ты чего стучишь? Не видишь, что ли, звонок? – сердито пробасил он, по пояс высовываясь из окна КПП. Вообще-то вести с гражданскими клонами разговоры о звонках не то чтобы запрещалось, но… не рекомендовалось. Однако для такой гостьи в белых носочках Житницкий просто не мог не сделать исключение. – Извините, – кротко бросила девушка. И, отыскав кнопку звонка, тотчас нажала на нее. – Теперь-то зачем звонить? Говори сразу, что нужно! – Вызовите Растова. Поначалу рядовому Житницкому, проведшему в отупляющем обществе визора добрых полдня, показалось, что речь идет о Председателе Совета Обороны. Он поглядел на иноземную девушку с печальной снисходительностью терапевта. Надо же, как несправедливо! Такая красотка – и не все вальты в колоде… Но затем он вспомнил о Растове-младшем. И нахмурился. – Растова зовут Константин! – добавила девушка. Тут рядовой Житницкий почувствовал досаду. В кои-то веки в часть забредает настоящая клонская русалка с глазами-колодцами, бровями-полумесяцами и губами алыми, как маки. Но забредает она не к тебе. А к старшему по званию. Вдобавок – к сыну самого Председателя. Почему одним – все, а другим – ничего? – Ты что же думаешь, я вот так сейчас возьму – да и вызову тебе целого майора? Да? Лучась подкупающей наивностью, девушка кивнула. Мол, думаю, да. – Не вызову, – сказал Житницкий твердо. – Пиши, чего от него хочешь. А я ему вечером передам. – А если срочно? Мне бы позвонить… – Об этом и речи быть не может! В глазах Житницкого на миг сверкнула непреклонность самца, уязвленного в лучших самцовых чувствах. Малат, а это была, конечно же, она, и вела она общение с Житницким, конечно же, через армейский переводчик последнего, эту непреклонность прочла. И выводы сделала. Девушка покорно взяла у дневального планшет, чтобы оставить записку. – Речь идет об одной важной вещи, которую ашвант Растов – мы с ним вместе были в плену у чоругов – случайно оставил, а я подобрала… Узнав, что девушка вовсе не на свидание к Растову-младшему пришла, а «по делу», Житницкий смягчился. – Да не переживай ты, все передам… Я б тебе и номер его дал. Да только не положено это. Сегодня после ужина он все узнает. Девушка рассеянно огладила косы и кивнула. В ее глазах отражалось иссиня-зеленое, высокое, без единого облачка небо Синанджа. На следующий день Растов встретился с Малат возле входа в парк «Семь добродетелей», как и просила та в своей записке. Растов не стал спрашивать, какую это вещь он «забыл, находясь в плену у чоругов». Одного взгляда в ясные глаза Малат ему хватило, чтобы уяснить: никакую. Парк был в меру тенистым, в меру безлюдным, но притом по-клонски несуразным и милым, с налетом той подкупающей безалаберности, а может, бесхозяйственности, происходящей от неуместной мечтательности, которой напрочь были лишены парки современной Растову России – с четкими ценами на место для продавцов сувениров, шариков и ароматной сладкой ваты, раз и навсегда прочерченными границами развлекательных зон и аллей для катания на арендованных самокатах и низколетах, с эффективным использованием каждого нелысого куста и каждого более-менее фотогеничного дерева… В Конкордии же процветала эстетическая анархия, неожиданно сильно радующая душу. Тут – чуть покосившаяся бетонная стела памяти работников Дошанского горно-обогатительного комбината, погибших в какой-то давней аварии, взятая в оправу пожелтелой газонной травы (система полива работала когда хотела, а когда не хотела – не работала). Там – запертый «на профилактику» тир, с облупившейся краской на железных ставнях, из которого, однако же, доносятся частые хлопки выстрелов из пневматики. Здесь – бедненькое кафе «Разговор друзей» с изображением двух дымящих пиал на выцветшей вывеске. К этому-то кафе и потянула Растова Малат, в парке она ориентировалась превосходно… Кафе было закрыто. Но зато рядом с ним стоял колесный лоток. С него усатая клонская тетка продавала страждущим жаренные в рапсовом масле пирожки с бараниной – холодные, но не лишенные гадостного обаяния быстропищи. А еще – сладости, мороженое и питье. Съесть все это добро можно было на пустующей лавочке напротив. – Будешь что-нибудь? – для приличия спросил Растов, указывая на открытую витрину, от которой продавщица лениво отгонял мух. – Буду. Пирожки. И мороженое тоже! – с неожиданным энтузиазмом откликнулась Малат. – Если угостите, конечно. «Небось денег совсем нет у бедняжки», – сочувственно подумал Растов. Он купил шесть пирожков. И, поразмыслив, мороженое. Одно. Для нее. А потом – два гранатовых сока в стаканчиках с крышками и трубочками, чтобы, значит, пить все это дело на ходу. – Обожаю эти трубочки, – сказала Малат и жадно впилась в свою. – И сок люблю. Надо сказать, на эту встречу Растов явился бледным, запыхавшимся и каким-то со всех сторон мятым. По сути, он все еще не пришел в себя «после всего». Малат же напротив – цвела и благоухала. Казалось, ничего «такого» никогда с ней не происходило (лишь царапины и едва начавшие желтеть синяки говорили об обратном). Все дело было, конечно, в счастливой способности очень молодых женщин рождаться заново каждое утро. В способности, начисто утраченной мужским родом – по неизученным наукой причинам… В новой, новорожденной Малат теперь было столь много от распустившейся розы, что Растов вообще не сразу узнал ее! И не узнал бы, не будь в записке сказано точно: «Под часами возле входа. У меня в руках будет папка». «Надо же, это та самая Малат!» – изумлялся Растов, украдкой разглядывая спутницу. Ведь он успел привыкнуть к Малат-разбойнице. К чумазой, нечесаной Малат в красной бандане, штанах с накладными карманами и ношеных армейских ботинках. К Малат-инсургентке. |