
Онлайн книга «Танкист №1. Бей фашистов!»
– Ну, суки, все! – проговорил Геша, всматриваясь в перископ. – Фрол, двадцать градусов влево. Танк за деревцами. – Вижу! Бронебойный! – Есть! Готово! – Огонь! Переждав короткий грохот, Репнин скомандовал: – Иваныч, жми! – Жму! – Лехман! Алё! – Слушаю! – Будешь за ротного! – Есть! – Всей ротой шуруйте за пути, выйдете к востоку от Муравского Шляха. – Понял! – Капотов! Твое звено утюжит ПТО. – Есть! – Заскалько! – Тута я! – Справа от ваших «тяжеловесов» роща. Огибаешь ее справа, там вроде просека, и выходишь немцам во фланг. – Есть! – Только смотри, там пушки. – Понял, будем смотреть! Репнин не зря натаскивал батальон без малого два месяца. Мехводы должны быть расторопными, наводчики – меткими, заряжающие – ловкими, а командиры – умными, сметливыми и гораздыми на выдумку. Нельзя было надеяться на мощные орудия – немецкие «ахт-ахт» [32] способны с полутора километров засадить вам бронебойный. «Тройки» с «четверками» могут и не пробить вам броню, если в лоб пойдут, а ежели в борт или в корму? Так что вертеться надо, крутиться да поворачиваться. Думать, соображать, быть умнее противника, быстрее и сообразительнее. Иначе сгоришь. А люфтваффе каждый день устраивала налеты, по пятьдесят, по восемьдесят самолетов одновременно бомбили район действия корпуса! Катукову же в штабе 13-й армии выделили всего десяток истребителей и столько же штурмовиков… Послав роты Лехмана и Заскалько в обход, Геша более никаких команд не отдавал. Зачем? Каждый танкист, каждый взводный и комроты знает свой маневр. Все парни бывалые, битые и не забыли, с какой стороны у пушки дуло. Таких учить – только портить. – Мужики! Атакуем немца в лоб! Но не дальше рощи. Похоже, гитлеровцы не ожидали столь мощного отпора, но продолжили наступление. «Юнкерсы», отбомбившись, улетели, звено Капотова в упор расстреляло позицию артиллеристов, выцеливавших русские танки, и вся вражья сила осталась прямо впереди – серые коробки с черными крестами. Штук тридцать как минимум. Их немцы выделили для поддержки 385-й дивизии вермахта, той самой, которую 1-му танковому корпусу было приказано окружить и уничтожить. – Бронебойный! – Готово! – Выстрел! 85-миллиметровый снаряд нашел свою цель – «Т-IV» вздрогнул, будто подавился, и замер. Из моторного отсека повалил дым – видать, бронебойный прошил весь танк, подрывая двигатель, – а в следующую секунду фонтаны огня ударили из люков. – Спекся! На немецкий танк, следующий в очереди, ушло два снаряда – первый разбил «тройке» гусеницу, и машина неуклюже подвернула, а второй вошел в борт. Боезапас не сдетонировал, но ни один «панцерзольдатен» не полез наружу. «Т-III» задымил, вспыхнул и загорелся, пуская к небу огонь и копоть. Гори, гори ясно… Сразу четыре вражеских танка остановились, словно их командиры совещались, а после дружно дали задний ход. Видать, поняли, что русские зубастее, и лучше им линять, пока не поздно. Отступавшая четверка внесла разброд и сумятицу в строй, чем здорово помогла «тяжеловесам» – залп 107-миллиметровых снарядов был воистину сокрушающим. Промаха не сделал никто, да и мудрено было не попасть в кучу ревущего и стонущего железа. Разрывы подняли клубы огня выше деревьев, обломки раскаленного металла реяли на большой высоте. Иные немецкие танки сослепу наезжали друг на друга, сталкивались, цеплялись бортами, распускали гусеницы, а тут им и второй залп! Повезло лишь тем «панцерам», что наступали на противоположном фланге. Но скоро пришел и их черед – рота Лехмана, одолевая железнодорожную насыпь, с ходу открыла огонь, завершая разгром. Немецкие пехотинцы, немногие из тех, что выжили в грохочущем пекле, метались среди горящих машин. Репнину запомнилась картинка: горящий «Т-III» то натягивал «гусянку», дергая катками, то ослаблял натяг – будто бронемашина агонизировала и вздрагивала от конвульсий. Геннадию даже жалко стало глупый механизм – тот-то ни в чем не был виноват. Хорошая, добротная вещь, которую всякие сволочи делают орудием убийства. – Заскалько! Не увлекайся, снаряды пожалей. – Для фрицев не жалко! – Все целы? Взводные! – Все, тащ командир! – Вперед! * * * …Днем прошел дождь, и грунтовки раскисли. «Трехтонки» «ЗИС-5» с пушками на прицепе едва тащились, одолевая лощины и овраги. Наконец, танковый батальон выбрался на дорогу, от которой исходил еще легкий влажный пар. Заляпанные грязью танки прибавили скорости. За Жерновкой Репнин увидал тягач, увязший в грязи по самые оси. Отцепленная пушка была приведена в боевое положение. Рядом с орудием стоял наводчик с двумя противотанковыми гранатами в руках, готовый, если что, подорвать орудие. – Тормози, Иваныч. – Этих вытянем? – Свои же… Фрол, останешься за меня. Федотов, ты со мной. Прогуляемся. Репнин выбрался из танка и спрыгнул в мокрую траву. – Привет пушкарям! – Дернете? – обрадовался наводчик. – А чего ж не дернуть? Оставив Иваныча «дергать», Геша отправился на разведку. – Хорошо, что мы на танке! – высказался Федотов. – Да уж… Танки грязи не боятся. Метров за сто от дороги Репнин вышел к окопам. Похоже, вчера тут шел неслабый бой – вокруг каски, противогазы, винтовки, патроны… А в окопах – трупы погибших солдат. Сладковато-приторный запах разлагавшихся человеческих тел стоял в воздухе, и никакой ветерок не мог его развеять. – Так и не забрали своих… – пробормотал башнер. Геннадий хмуро кивнул. На бруствере одного из окопов он увидел крест, сложенный из расстрелянных гильз. Видать, верующий был защитник Родины. Или вспомнил о Боге, когда уразумел, что отсюда не выбраться? Бог весть… * * * В журнал боевых действий 1-го танкового корпуса было вписано: «В результате героических действий, смелости и отваги личного состава задача, поставленная перед корпусом, была выполнена с честью. Где бы противник ни пытался развить успех, везде встречал сокрушительный отпор танкистов и на север продвинуться не смог». |