Онлайн книга «Танкист №1. Бей фашистов!»
|
– Эт точно… – Гляди, командир! Сто первый подбит! – Вижу. Ты лучше хохлов высматривай! – Вот как это называется? – пробурчал мехвод. – У меня жена – хохлушка, самая что ни на есть, из-под Ровно. В Луганске сейчас, в больнице… – Лежит? – Лечит! Уложишь ее, пожалуй. – Наш человек. – А то! – Командир! – напрягся Роман. – В лесополосе! Левее сто первого! В лесополосе разворачивалось орудие. Какое именно, Репнин не разглядел. Может, гаубица, может, противотанковая «Д-44». Не хотелось бы… – Осколочно-фугасным! Огонь! Рвануло, как в голливудском боевике, – красиво, с разлетом чего-то горящего и дымящего. Видать, снаряд не только саму пушку покорежил, но и боеприпасы «списал». И тут Геннадий заметил краем глаза шевеление чуть дальше подавленной «арты». – Осколочно… Поздно. Полыхнул выстрел. Снаряд ударил танку в башню. Пробить ее в лоб – никаких шансов, но контузить экипаж может легко – Геша ощутил себя внутри огромного колокола, по которому ударили кувалдой весом в тонну. Роман все же успел нажать нужную кнопку, и автомат заряжания сработал, как надо. Оглохнув, мотая головой, гудевшей, как тот колокол, Репнин выстрелил, накрывая артиллеристов. При этом он прекрасно видел, как, «змейкой» вывернув между тремя подбитыми «Т-64», выезжает «семьдесятдвойка». Ствол ее пушки был направлен, казалось, прямо Геше в лоб. И грянул гром. 125-миллиметровый «ЗВМ-15» ударил в башню, попадая в орудийный щиток. Разрушив дневной прицел стрелка, он разорвал раму люка и срикошетил в картузы. Адское пламя хлынуло сразу со всех сторон, взвихрилось ревущими, всепожирающими клубами. Репнин закричал, но не услышал своего крика, вскинул к лицу горящие руки… …И ударился лбом о резиновый нарамник прицела. Боли не было. Совсем. Не было и огня. И уши прекрасно все слышали – рев дизеля, лязг падавшей гильзы. В нос ударил резкий запах кордита. И сидел он слева от орудия. Геша словно выпал из реальности. В голове пустота, в душе леденящий холод. Тяжело это – умирать, но и воскресать не легче. А ты что, воскрес, Геннадий Эдуардович? Ну, ты ведь жив-здоров, верно? Но минуту назад он сгорал в чудовищном костре! Репнин замычал, затряс головой, словно зуб разболелся. – Что, товарищ лейтенант? – послышалось в наушниках. – Н-ничего, – обронил Геша и чуть язык не прикусил. Это был не его голос. Так, может, он умер? Ага, и оказался в раю для танкистов! Что за бред… Репнин с силою зажмурил глаза и открыл их. Ничего не изменилось. Но в голове началось просветление. Когда человек гибнет и ему нет спасения, то глядеть вокруг бывает некогда. Не до того как бы. А вот когда воскресает… Действительность напирала со всех сторон. Он находился в танке, только это был не «Т-72». Геша мог поклясться, что занимает место командира «тридцатьчетверки». И в его экипаже вовсе не трое, а четверо. Механик-водитель и стрелок-радист сидят пониже, а они с заряжающим – повыше, в тесной и «слепой» башне. Мехводом у него старший сержант Бедный, а радистом – сержант Ванька Борзых. Заряжающим – рядовой Федотов. Он сошел с ума?.. Милый, когда сгорают картузы с порохом, с ума не сходят, а просто сгорают. До обугленных костяков. Стало быть, это переселение душ. «Хорошую религию придумали индусы: что мы, отдав концы, не умираем насовсем…» Неизвестно, до чего бы додумался Геннадий, но тут заряжающий крикнул: – Товарищ командир, вижу танки! И у Репнина будто рефлекс какой сработал. Он приник к нарамнику прицела и различил впереди полузнакомый силуэт. Геша содрогнулся – это был немецкий танк «Т-III». Танк времен Великой Отечественной… Геша закусил губу. Трындец! И тут же озлился. Молчать, капитан! Истерики оставим на потом. – Бронебойным, заряжай! – Есть бронебойным! – Короткая! Бедный мигом затормозил, останавливая танк – на «тридцатьчетверке» стабилизаторов нету. Тут, если на ходу стрелять, попадешь в белый свет, как в копеечку, только боеприпас зря истратишь. Остановиться надо… – Бронебойным готово! – Выстрел! Прицелившись, Репнин вжал педаль. Грохнуло. Горячая гильза забрякала, напуская синего дыму. – Рви! – Попал, командир! Горят фрицы! – Так им и надо… – еле вымолвил Геша, чувствуя себя, как самодеятельный артист, приглашенный на съемки фильма про войну. Отмахнувшись (про себя) от назойливых мыслей, Репнин начал крутить маховик башни, поворачивая орудие по горизонту. В прицел вплыли парочка полугусеничных «Ганомагов» и три тентованных грузовика с тупыми мордами-капотами. «Опели», кажется. «Опели-Блиц». – Заряжай осколочным! Короткая! Геннадий живо накрутил маховички, наводя орудие. Треугольная марка совместилась с «Ганомагом», и Репнин нажал на спуск. – Вперед! Снаряд развалил бронетранспортер, еще и грузовику досталось – осколками посекло кабину, превратив ее в коробчатый дуршлаг. Немцы посыпались из кузова, падая и роняя карабины. – Ванька! Чего ждешь? Тут же зачастил пулемет, прореживая гитлеровцев. – Товарищ лейтенант! – позвал Борзых. – Комроты приказал отходить к Дебальцево! Сердце Геши дало сбой. – Куда-куда? – К Дебальцево! Да вон, отсюда видно уже! Репнин глянул в прицел. Поле… Знакомое такое поле… И насыпь, только повыше. И склад, тоже разваленный… Да нет, этот просто не достроен – вон, камней куча и прочий стройматериал. Война помешала достроить… «Ты веришь в это безумие?» – устало спросил себя Геша. И сам себе ответил: «Да». Письмо ст. лейтенанта Д. Лавриненко домой: «Привет из лесу! Здравствуйте, мама, Нина, Люба, бабушка, Толя, Тая, возможно, Леня (если не уехал)! Сообщаю, что жив, здоров и невредим, чего и вам желаю. Пишу письмо в лесу, около землянки. Уже темнеет. Сегодня получили подарки от москвичей… Мы защищаем подступы к Москве. Вы уже, наверное, знаете из газет о нашей части, и в частности обо мне. Мама, Нина, возможно, вы и отвечали на мое письмо, которое я писал в лесу под Орлом, но я его не получил, так как вскоре мне пришлось сменить место. Я один ехал на своем танке, отдельно от части. Был в Москве, смотрел улицы, дома и опять – на фронт. В части меня хорошо встретили и представили к правительственной награде. |