Книга Замок четырех ветров, страница 59 – Валерия Вербинина

Тут подошла немолодая дама с кислым лицом, которой срочно надо было отправить телеграмму в Ковно, причем она не помнила точного адреса, но не забыла высказать нам претензию, что мы своими разговорами мешаем ей сосредоточиться и вспомнить.

– Еще увидимся, – сказала я Гофману на прощание и удалилась в сопровождении Юриса.

– Я слышал, вы написали роман, – заметил он, когда мы шли по улице.

– Слышали – и не прочитали? – поддразнила я его.

– Нет. Мне сейчас не до чтения. Жена… дети… заботы…

– Дети?

– Да, двое мальчиков.

– Все еще занимаетесь фотографией?

– Бросил. Раньше держал фотографический салон, место хорошее, ходит много народу, но… надоело. Каждая рожа хочет выглядеть жён-премьером ^[10], но как ее ни снимай – правым профилем, левым, анфас, три четверти – все равно выходит рожа. – Юрис выразительно скривился. – Что зря портить пленку? Таким лучше никогда вообще не сниматься, чтобы людей не пугать, а они лезут, стараются, позы принимают…

– А цветная фотография? У вас же так хорошо получалось…

– Да, но работать с цветом хлопотно, тяжело да и дорого. Баловство все это.

Дальше мы некоторое время шли молча. Я вспомнила призрак, мелькнувший передо мной на перроне митавского вокзала, и не могла отделаться от мысли, что тот призрак больше напоминал Кристиана, чем Юрис нынешний – Юриса прежнего. И тут фотограф заговорил снова.

– Знаете, иногда я думаю, как все могло бы сложиться, если бы… если бы не обстоятельства. Если бы я мог что-то вам предложить тогда… и если бы не тот бедолага, которого убили собственные слуги.

Мы остановились друг против друга. Мне было неловко, и странно, и в то же время приятно думать, что Юрис все-таки не совсем изменился, раз не утратил способность сожалеть о прошлом.

– Это жизнь, – сказала я, чтобы что-то сказать. – Никто ни в чем не виноват. Просто… просто так получилось.

– Вы должны как-нибудь заглянуть к нам в гости, – произнес Юрис. Он порылся в кармане и вручил мне свою визитную карточку. – Тут наш номер телефона… у вас есть телефон? Нет? Досадно. Было бы проще созвониться и обо всем договориться. В любом случае, когда жена будет устраивать вечер, я дам вам знать. Приходите, и Карла тоже приводите. И еще передайте ему, пожалуйста, что такие жилеты в городе уже лет десять не носят. Он выглядит совсем уж провинциально… Я не хотел говорить, он парень обидчивый, вы сумеете лучше до него донести, что так ходить не стоит.

Он церемонно пожал мою руку, попрощался и удалился, помахивая тросточкой.

Вся во власти противоречивых ощущений, я направилась к своему дому, машинально задерживаясь у некоторых витрин. Не скрою, меня озадачила и немного обидела перемена, произошедшая в Юрисе. Мне казалось, что он хочет от жизни чего-то большего, чем банальной сытости; и тут мои мысли приняли другое направление.

«Ну а я? Чего, например, хочу я? Я написала роман, который, положа руку на сердце, ничего особенного собой не представляет. Писателем я себя не чувствую. Работать я не хочу, учиться мне уже поздно… Боже, какой домик!»

В витрине, возле которой я остановилась, были выставлены детские игрушки для привлечения внимания, и среди них – нарядный кукольный домик с мебелью, посудой, скатертями на столиках, миниатюрными картинами на стенах и занавесками на окнах. Особую прелесть домику придавали фигурки его игрушечных обитателей с искусно разрисованными лицами, одеждой и даже украшениями.

«Не забыли даже фигурку лохматой собачки, которая стоит возле девочки в синем платье… как же называется эта порода…»

– Добрый день!

– Добрый… – машинально ответила я и только тут догадалась посмотреть на лицо говорившего.

Это был Артур Рейтерн. Он стоял, улыбаясь во весь рот, и с любопытством смотрел на меня.

– Вы не упоминали, что собираетесь в Либаву… – Я говорила и одновременно лихорадочно пыталась определить, не выгляжу ли я слишком нелепо у витрины магазина, который продает детские игрушки.

– Просто так получилось, – туманно ответил Артур. – По правде говоря, я сбежал.

– От кого?

Я прикусила язык, но было уже поздно.

– Мне просто стало скучно, – вздохнул Артур. – И я уехал в Либаву.

Если вы помните, от Митавы сюда даже без пересадок ехать больше семи часов, и у меня мелькнула мысль, что от скуки можно было бы прокатиться гораздо ближе – на Замковый остров, например, где так приятно бродить среди беседок и цветников.

– Вы поссорились с вашей матушкой? – наугад спросила я. Артур перестал улыбаться.

– Я… Нет, конечно. Нет.

«Зачем отрицать два раза, когда с лихвой хватило бы одного», – сказал бы проницательный Августин Каэтанович и, наверное, был бы прав.

– Вам понравился кукольный домик? – спросил Артур.

– Да, он очень мил, – подтвердила я. – Значит, вы в Либаве просто так? И куда же вы шли?

– Я искал вас. На главном почтамте я расспросил, где служит ваш отец, и отправился туда. Служащий сказал мне, что вы только что ушли, и я пошел за вами.

Я слушала его, смущаясь все больше и больше, но последние слова Артура развеяли мои опасения.

– Я хотел поговорить с вами о Кристиане… если, конечно, вы не против.

– Нет, я не против, – сказала я. – Где вы остановились?

– В гостинице «Петербургская».

Я немного подумала.

– Сейчас в их ресторане вряд ли много народу. Можем поговорить там, если хотите.

– Хорошо, – легко согласился мой собеседник, и мы зашагали к Большой улице.

– В Либаве есть какие-нибудь достопримечательности? – спросил Артур. – Просто я никогда раньше тут не бывал.

– Ну, – протянула я, – здесь есть театр, где играет немецкая труппа, роща Наследника, гавань, парки… Но вообще это просто большой торговый город.

Гостиница «Петербургская» занимала два здания, стоящие углом на Большой улице, и считалась лучшей в губернии. Внизу располагался ресторан, который пользовался большой известностью, и так как зала с отдельными кабинетами не всегда хватало, часть столов поместили на веранды, а также в сад, где росли раскидистые деревья. В тот день выдалась прекрасная погода, и мы с Артуром устроились на веранде. Щебетали птицы, налетавший из сада ветерок покачивал подвески тяжелых круглых люстр, находящихся высоко под расписным потолком веранды. Скатерть сияла ослепительной белизной, на фоне которой пылала одна-единственная алая ресторанная роза в узкой высокой вазе. Есть мне не хотелось, и я сказала, что только возьму мороженого.