Книга Деловой роман, страница 34 – Пола Сангер

— Картошки? — Фрэнсис удивленно посмотрел на нее и, очевидно догадавшись, о чем идет речь, рассмеялся. — Ребята бросали в коробки все без разбору, так что, если бы им под руку попалась какая-нибудь спящая на моем диване блондинка, у нас возникли бы проблемы.

— Блондинку я пока не обнаружила, но проблемы у тебя возникнут, если ужин не будет готов через пять минут.

— Не беспокойтесь, мадам, лосось в лимонном соусе уже ждет вас. — Фрэнсис приоткрыл крышку. — Ну как?

— Теперь я понимаю, чем ты приманивал блондинок. — Шеннон высыпала мусор в ведро и села к столу. — Я отложила то, что может тебе пригодиться, так что посмотри потом все сам, хорошо?

— О'кей, я займусь этим после ужина.

Вытирая руки о бумажную салфетку, Шеннон заметила на ней какой-то рисунок и, присмотревшись, узнала знакомые очертания коттеджа, который видела где-то совсем недавно.

— Что это?

Фрэнсис обернулся и, заметив бумажку, покраснел.

— Так… кое-какие планы.

Шеннон впервые видела его смущенным.

— Планы? Фрэнсис, послушай, я не хочу…

— Это совсем не то, что ты думаешь.

— А что я, по-твоему, думаю?

— Не знаю, но, судя по тону…

Теперь уже смутилась Шеннон.

— Ты решил, будто я подозреваю тебя в выполнении левых заказов?

— О Боже, Шен…

Она молчала. Черт побери, почему у нее все получается как-то не так? «Послушай, Фрэнсис, я не хочу…» Что это за фраза? Как эти слова слетели с ее языка?

— Извини. Фрэнсис, я не хотела тебя обидеть. Просто иногда я говорю что-то такое, что звучит глупо или оскорбительно.

— Я понимаю.

— Ты ничего не понимаешь, потому что…

Он выключил конфорку, подошел к Шеннон и сел рядом.

— Позволь мне рассказать тебе кое-что, ладно?

Она кивнула, избегая встречаться с ним взглядом.

— Мы с отцом жили довольно бедно. И у нас никогда не было собственного дома. Я мечтал, что когда разбогатею, то обязательно построю дом. Сам. Лет с двенадцати я собирал модели, одну из них ты видела, рисовал, чертил, придумывал планировку. Когда после колледжа меня взяли на работу, свободного времени стало меньше, а мечты постепенно растаяли. Но привычка осталась, и иногда я беру чистый лист бумаги, карандаш и делаю наброски, фантазирую.

Шеннон подняла голову и виновато улыбнулась.

— Прости.

— Ну вот, похоже, я испортил тебе аппетит.

— Если ты рассчитываешь съесть все в одиночку, то я тебя разочарую. Между прочим, в этой квартире существует один непреложный закон…

— Заранее согласен ему подчиниться.

— Отлично. Так вот: кто готовит, тот и моет посуду.

— Это нечестно!

Фрэнсис стал накрывать на стол, а Шеннон, наблюдая за ним, думала о своем.

Похоже, у них неплохо получается. И на работе, и дома — по крайней мере, в кухне. Конечно, ей хотелось бы большего. Единения души и Тел. Того состояния, при котором каждый ощущает себя половинкой целого. Того чувства, которое наполняет особым значением каждый взгляд и жест. Шеннон знала, что такое пожар любви, не дающий покою, лишающий сна, ненасытный и беспощадный. Каждый, кто испытывал его, каждый, кто пережил его, жаждет снова почувствовать в себе это пламя. Но огонь страсти рано или поздно уничтожает все, а что остается потом? Пепел воспоминаний. Холодная серая зола, безрассудно брошенная в топку дней.

Так может быть, лучше довольствоваться ровным теплом домашнего очага? Конечно, она не настолько глупа, чтобы думать, что достаточно ей щелкнуть пальцами, как Фрэнсис влюбиться в нее. Если у них неплохо получается на работе и в кухне, то, может быть, получится и в остальном?

Почему бы и нет.

В любом случае если предлагают на выбор половину яблока или ничего, возьми половинку и будь доволен.

Никто не говорит о том, что нужно опустить планку. Шеннон согласилась на брак по расчету, основанный на взаимном уважении и верности, потому что уже не надеялась на любовь. Но теперь…

Пусть любовь будет односторонней. В их договоре не было пункта, предусматривающего наличие этого чувства, поэтому с ее стороны несправедливо даже надеяться на то, что Фрэнсис когда-либо полюбит ее. Но никто не запрещал ей любить его и вести себя соответственно.

Фрэнсис говорил, что рано или поздно она захочет физической близости. Он был одновременно и прав, и не прав, потому что Шеннон действительно хотела этой близости, но только с ним.

Фрэнсис через плечо оглянулся на Шеннон.

— Я что-то никак не найду вилки. Если тебя не затруднит…

Он не договорил, потому что увидел в ее глазах нечто, заставившее его забыть о вилках, а заодно и о ножах, тарелках, о лососе под лимонным соусом и о многом другом.

Ее потянуло к Фрэнсису так, словно он был магнитом, а она стальным шариком. Пальцы коснулись белой накрахмаленной рубашки, под которой ощущалось тепло мужского тела. Всего десять крошечных точек контакта, но Шеннон показалось, что они уже сплавились в единое целое.

Она подняла голову.

— Поцелуй меня.

— За нами кто-то наблюдает?

Шеннон улыбнулась.

— Нет. Просто поцелуй меня.

— Что с тобой? — Голос Фрэнсиса прозвучал хрипло и незнакомо. — У нас…

— Ты сказал, что если я пожелаю изменить правила, то должна уведомить тебя об этом. — Она обняла его за шею и притянула к себе. — Так вот, я их меняю.

Каждый раз, когда Фрэнсис целовал ее прежде, им кто-то мешал — то Джейсон в аэропорту, то толпа гостей на свадьбе, — но даже и тогда его поцелуи давали Шеннон основание предположить, что Фрэнсис не новичок в этом аспекте любовного искусства. Даже тогда он пробуждал в ней томление желания, от которого ее бросало в жар, ноги становились ватными, а мир таял в дымке пробуждающейся страсти.

Теперь Шеннон могла позволить себе все, сделать рискованный шаг к краю пропасти, чтобы заглянуть в нее, оценить ее манящую бездонность, испытать восторг падения.

То, что она почувствовала, было чудом. Наверное, если бы ей удалось сконцентрироваться, нашлись бы другие, более точные и выразительные слова. Но сосредоточиться на анализе ощущений не получалось, впрочем, Шеннон и не старалась. Не хотела. Мир перестал существовать, остались только Фрэнсис и она. Из органов чувств лишь вкус и осязание сохранили способность функционировать, и, надо отдать должное, они работали в режиме перегрузки.

Она не пыталась удержать Фрэнсиса, когда он отстранился. В глазах прояснилось, и Шеннон увидела звезды: яркие, сияющие звезды в его расширившихся зрачках.

— Что ты делаешь со мной?