Книга Горячая кровь, страница 14 – Лоринда Скотт

Она вопросительно посмотрела на Блейка. Тот кивнул.

— Я его приведу, — сказала Уитни.

Наступила тишина, нарушаемая лишь слабым шипением газа в кислородной маске, которую приложили к лицу миссис Джексон. Блейк и Клэр все еще смотрели друг на друга, и Клэр вдруг обнаружила, что не в силах отвести взгляд. Недавнее отчуждение в глазах Блейка исчезло, вместо него появилась такая незащищенность, ранимость, что Клэр была потрясена.

— Я сделал вам больно? — спросил Блейк.

Клэр все-таки отвела взгляд и тихо прошептала:

— Нет. — Она посмотрела на самописцы кардиографа и деловито заметила: — Линия не очень хорошая.

— Да, неважная. Послушаем, что скажет Пачини.

Но Пачини не успел прийти вовремя. Через несколько секунд, как Уитни вернулась с мистером Джексоном, у Элис произошел второй, еще более обширный инфаркт. Клэр стала отрывисто отдавать распоряжения. Уитни чуть ли не силой увела мужа больной в приемную. Были предприняты отчаянные попытки спасти больную, но ее сердце перестало биться, и, что бы врачи ни делали, самописцы выдавали прямую линию. Клэр в отчаянии посмотрела на Блейка.

— Это так несправедливо, ей всего тридцать семь!

Он вздохнул.

— Жизнь вообще несправедлива. По крайней мере, ее смерть была быстрой.

— Вы считаете, что это лучше, чем заранее знать о приближении смерти, приготовиться к ней?

— К смерти невозможно приготовиться. Смерть — это конец всему, это самое страшное, к ней нельзя привыкнуть.

Блейк развернулся и быстро зашагал по коридору в сторону своего кабинета. Клэр замерла, глядя ему вслед. Ее не покидало ощущение, что Блейк говорил, основываясь на собственном опыте. Не здесь ли скрыта его тайна? Клэр посмотрела на часы: еще три-четыре часа, и она узнает ответ.

Вечером Клэр переоделась в джинсы и исландский свитер. Она понимала, что Блейк наверняка догадается, почему она закуталась с головы до пят, но тем не менее не отказалась от своего намерения, надеясь, что лишенная и намека на игривость одежда поможет установить хоть какую-то границу между ними. Однако это не помешало ей наложить макияж, хотя и неброский: Клэр слегка тронула губы помадой, подкрасила ресницы и нанесла по капельке духов за уши.

Когда Клэр подъехала, Блейк во дворе колдовал над жаровней, от которой шли упоительные запахи. Увидев машину, он помахал Клэр и двинулся ей навстречу. Клэр вышла из машины, Блейк наклонился к ней, положил одну руку ей на плечо и поцеловал в щеку — точнее даже не поцеловал, а лишь легонько коснулся губами, но для Клэр и это было слишком. Рука, лежащая на ее плече, казалось, жгла кожу через свитер, а щеку в том месте, где Блейк коснулся ее губами, слегка покалывало.

— Спасибо, что приехали, я сомневался.

— Но я же обещала, — напомнила Клэр.

Блейк улыбнулся.

— Да, вы правы, мне пора бы уже уяснить, что вы не отступаете от своих обещаний.

Клэр усмехнулась.

— Да, я такая, привыкла идти до конца — наверное, потому, что вечно не понимаю, когда пора остановиться.

Глядя на Клэр с высоты своего роста и все еще не убирая руку с ее плеча, Блейк рассеянно погладил большим пальцем ключицу. Его губы перестали улыбаться, но в глазах улыбка еще не погасла.

— Проходите, давайте пировать, — пригласил он. — Надеюсь, вы не вегетарианка?

— Ну… сегодня пятница, а по пятницам добрые католики…

— Вы серьезно? Если да, то я могу быстренько состряпать что-нибудь другое.

— К сожалению или к счастью, но я не отношу себя к «добрым католикам», — призналась Клэр с улыбкой. — Правда, родные не оставили попыток меня перевоспитать, мама все еще надеется, что я как порядочная ирландская девушка наконец остепенюсь, выйду замуж и нарожаю кучу детишек. А на меня подобная перспектива нагоняет тоску.

Блейк как-то странно посмотрел на нее.

— Напрасно. В вас сочетаются теплота, нежность, юмор и здравый смысл как раз в нужных пропорциях, из вас получится отличная мать.

— Что вы! — ужаснулась Клэр. — Мать из меня была бы отвратительная, я вовсе не хочу отказываться от карьеры, чтобы менять пеленки.

— Материнство — это не только пеленки.

Блейк попытался произнести эту фразу непринужденно, но не сумел, в голосе послышалось непонятное Клэр напряжение. Она нахмурилась.

— У вас что, есть дети?

С его лицом снова стало происходить нечто странное. Клэр уже видела в глазах Блейка такое выражение, и оно ее пугало.

— Нет, — коротко бросил он и, отойдя от Клэр, вернулся к жаровне.

Два шага вперед — три назад, подумала Клэр. Делая вид, будто ничего не заметила, она пошла за Блейком.

— Пахнет аппетитно, что это?

— Цыпленок в специях. Присмотрите за ним, пока я сооружу салат?

— Конечно. А могу я еще чем-нибудь помочь?

Блейк отрицательно замотал головой.

— Что будете пить?

— Что-нибудь безалкогольное, я за рулем.

— Минеральная вода подойдет?

— Подойдет.

Блейк пошел к дому, Клэр проводила его взглядом. Как и она, он был в джинсах и свитере. Забавно, они оделись одинаково — вероятно, по одним и тем же причинам, — но это ничего не изменило, потому что главное происходило в глазах. Всякий раз, когда Блейк просто смотрел на нее, у Клэр внутри все пело, но когда она видела уже знакомый потухший, даже какой-то мертвый взгляд, то у нее сжималось сердце. Терпение, напомнила себе Клэр, нужно набраться терпения, и Блейк все расскажет сам.

Он вернулся с миской салата и двумя тарелками. Они устроились на двух скамейках, врытых в землю по обе стороны от деревянного стола, но около девяти часов комары загнали их в дом. К этому времени ни гостья, ни хозяин не затронули тему, ради которой они сегодня встретились.

На кухне Блейк стал убирать остатки еды в холодильник, Клэр вызвалась помыть посуду. Ее взгляд упал на детский рисунок в простой сосновой рамке. Рядом с человеческой фигуркой, нарисованной и раскрашенной нетвердой детской рукой, крупными буквами было написано слово «папа». Было что-то до боли трогательное в этом неумелом рисунке.

— Кто это рисовал?

Блейк поднял голову, и Клэр внезапно почувствовала, что он снова отдаляется от нее.

— Мой сын.

Вот оно, поняла Клэр. Она осторожно, как будто боясь разбить, положила чистые вилки на стол.

— Понятно.

— Вы уверены?

— Честно говоря, не совсем. Блейк, расскажите мне, прошу вас, поговорите со мной.

Он кивнул, молча взял Клэр за руку, подвел к дивану, усадил ее, сел рядом и только потом заговорил. Тихий, до странности бесстрастный голос яснее, чем что-либо, показал Клэр, как много горя Блейк носит в себе.