Онлайн книга «Земля навылет»
|
— Заткнись, Буассар! И тогда он сказал негромко: — Я ослеп, Усташ. — Ослеп? Ничего не видишь? — Я вижу, Усташ, но не так, как надо… Чтобы видеть, я должен все время дергать головой… Если я сижу неподвижно, я будто погружен в туман. А? Ты слышал когда-нибудь про такое? Я собственную руку не различаю, если не шевелю ею… Как ночью при вспышках молнии… Наверное, бабинга действительно отравил нас… А?.. Как думаешь, это навсегда?.. — Побереги нервы. — Ты не бросишь меня, Усташ? Все еще может вернуться. Я говорю о зрении. — Конечно, — успокаивающе ответил я. — Обязательно все вернется. — Вот я и говорю, не бросай меня, Усташ, — быстро заговорил француз, ловко хватая меня за руку. — Мы с тобой кое-что знаем, правда? — Он жадно дышал мне в лицо. — Не бросай меня, Усташ. Мы с тобой знаем, что такое надежное прикрытие, правда? Б нашем деле нельзя без прикрытия. Ты ведь меня не бросишь? — Он, наконец, выдохнул то, что, видимо, боялся выдохнуть: — Я не Шлесс, Усташ. Я не заразный. Я точно знаю, что я не заразный. И ты же видишь… — Да ладно, — сказал я. — От слепоты еще никто не сдыхал. — Я знаю! — обрадовался француз. — Бот увидишь, я еще прикрою тебя! Я усмехнулся. Это он-то прикроет? Будет дергать головой, что ли, чтобы увидеть цель? Казалось еще минута и француз расплачется. Мне этого не хотелось. Я сказал: — Сиди, не вставай. Пойду принесу пиво. Подойдя к столу, я негромко выложил новость капралу и Ящику: — Буассар, кажется, ослеп. — Ослеп?! — Ну, не совсем, но в дело, наверное, не годится. Нас теперь только трое. И если ван Деерт не дойдет… — Голландец дойдет! Я его знаю. — А если все-таки не дойдет? Капрал выругался: — Майор Мюллер прав. Б этой стране, прежде всего следует уничтожать знахарей и кузнецов! — А если бабинга ничего не подсыпал в мясо? — спросил я. — Мы ведь едим из одного котла. Если бабинга что-то подсыпал, почему это на всех подействовало по-разному? У меня, например, болит голова, а Буассар ослеп… Я не стал продолжать. Я не знал, как сказалось отравление на Ящике и капрале. Но, видимо, какого оно на них сказалось, иначе они заставили бы меня договорить. Взяв несколько банок пива, я вернулся к французу. — Усташ! — схватил он меня за руку. — А моя слепота, она может сойти за полную потерю зрения? Я могу потребовать по Договору все сто процентов? — Наверное, — сказал я, и Буассара это несколько успокоило. По крайней мере до вечера француз протянул без особых ухудшений. Зато я, очнувшись после тяжелого послеобеденного сна, задохнулся. Запахи! Я приподнялся на локте, боясь резких движений, но головной боли не было, как не было вообще никаких плохих ощущений. Я даже испугался — так хорошо может себя чувствовать, наверное, только мертвец. Только вид француза, даже во сне дергающего головой, отрезвил меня. И я сразу и по-настоящему ощутил запахи. Ничего такого прежде я не испытывал. Деревья и кусты, трава и камни, металл, брезент, оружие, пустые банки из-под пива — все обрело неожиданную способность источать запахи. Мир просто исходил запахами. Жадно поводя ноздрями, я вбирал в себя тропическое неистовство — влажную духоту, душную сырость, пряность невидимых орхидей и сотен других, мне неизвестных растений; заплесневелые и чистые ароматы, и ароматы прекрасные и отвратительные. Конечно, такую чувствительность нельзя было назвать нормальной. Но, даже думая так, я не переставал жадно узнавать, ловить все новые и новые запахи и ароматы. Несмотря на их чудовищное разнообразие, я легко отделял один от другого, угадывал, ловил легчайшие полутона, сразу узнавая — относится данный запах к какому-то живому существу или он, скажем, исходит от оброненного кем-то патрона? Еще я заметил, что вижу над предметами таинственное свечение. Например, над белыми цветами орхидей это свечение было голубоватым, а желтая нежная травка, обычно такая незаметная, испускала пепельный свет. Я будто попал в другой — неистовый, странный мир, пугающий, но не отталкивающий. — Иди к нам, Усташ! Капрал и Ящик сидели рядом у костерка, метрах в пяти от джипа. Запах брезента, углей, потной одежды густо мешался с ароматами орхидей, мятой травы, бензина. — Взгляни на оборотня, Усташ. Не знаю, что и как они видели, — я, например, увидел ураган вспышек. Оборотень пылал, как обломок радуги. Он сверкал, как мощная маячная мигалка в ночи, как звезда в пустом небе. Тысячи и тысячи светлячков, привлеченные его пожаром, толклись над ним в светящемся хороводе, как крошечные планетки вокруг сияющего светила. И я, бывший усташ Радован Милич, профессиональный рейнджер, замер, как гимназистка, вдруг вспомнившая давно исчезнувший в прошлом выпускной бал. Светлячки толклись над пылающим оборотнем. Я почему-то подумал: а может, это создание вовсе не с Земли? Может, этот оборотень упал к нам с неба? Может, его занесло к нам из других пространств? Может, и он видит нас в нежных красках и запахах? Капрал у костра шевельнулся. Будто испугавшись, запахи на мгновение погасли, но тут же вспыхнули с новой силой. Среди них появилось много новых, незнакомых, каких я прежде не слышал. Были среди них и враждебные, их я сразу отторгал. Были и такие, что пугали меня, но главное, я это понял, весь этот праздничный разлив запахов был напрямую связан с состоянием оборотня. — Ты когда-нибудь слышал о чем-то таком, Усташ? — потрясенно спросил капрал. Он сидел прямо в траве, поджав под себя скрещенные ноги, сложив руки на груди. Я отчетливо различил на левом запястье следы тщательно сведенной татуировки. — Ты говоришь о запахах? — О каких запахах, Усташ? Звуки! В голосе капрала прозвучало такое торжество, что сперва я решил — капрал пьян. Как я ни напрягал слух, я ничего не слышал, кроме бесконечного, скучного, как прибой, звона цикад. Я так и сказал: — Цикады. — Заткнись, Усташ! — возмутился капрал. — Эти цикады только мешают. Ты вслушайся! Вот… — Он странно наклонил голову и, выпятив узкие губы, полузакрыл глаза. — Ты слышишь?.. Это какая-то мелкая птичка… Совсем крохотная… Села на ветку… Она роется клювом в перьях… Она невозможно громко роется клювом в перьях, Усташ!.. Черт! — выругался он, затыкая уши пальцами. — Опять летучая мышь! |