Онлайн книга «Земля навылет»
|
Шутка, конечно. НУС не цыпленок. «А раньше вы ее контролировали?» — вспомнил я. — «Да… Когда нам не мешали…» Да нет, Юренев сказал больше. Юренев ясно дал понять, что это я сорвал им эксперимент. Возможно… Я усмехнулся: хорошее занятие — покупать штопор, который нельзя купить. Все при деле. Шоферы сходят с ума от скуки в лагере, им запрещено его покидать, а ты должен каждый день мотаться в Кош-Агач и вовсе необязательно возвращаться в лагерь в определенное время. Ведь рядом Ия. Ия. Она все знала! — эта мысль обожгла меня. Она все знала, но ни взглядом, ни жестом не дала мне понять, кто я для них такой на самом деле. Может, и целовалась она со мной по заданию НУС или Козмина? Может, я для нее был всего лишь объектом эксперимента? Алтайские загадки были теперь открыты. Ясное солнце. Ясная тишина. Автомобильные фургоны, поставленные буквой Г. Где-то неподалеку мальчишеский голос: «Тор! Тор, твою мать!». Юренев высовывается из фургона: — Хвощинский, гони его! Я перехватываю неожиданного гостя за ручьем. Ему нельзя входить в расположение лагеря. Это совсем мальчонка, на ногах сапоги, на плечах расхристанная заплатанная телогрейка. Лошаденку свою он держит под уздцы, строжится: «Тор! Тор, твою мать!». — Встретишь медведя, что сделаешь? — это любопытствует появившаяся у ручья Ия. Она знает. — Ну, побегу, однако. — А если медведь не захочет, чтобы ты побежал? — Ну, все равно побегу. И я знает. Бабилон. Я выкладывался перед медлительной алтайкой в лавке древностей: давай мы купим все, а возьмем только штопор! Давай мы сожжем лавочку и спишем все на стихийное бедствие. На какое? Да хоть на землетрясение, хоть на вулканическое извержение, а хочешь, на метеорит. Или выходи за меня замуж! Алтайка медленно улыбалась. Она не может продать штопор. У нее нет денег на сдачу. А Ия знала. С неловкостью, мучительной, как зубная боль, я вспоминал вечерние рассуждения о плазмоидах. Аналоги НЛО… Изолированные вспышечные потоки солнечной плазмы… Некие космические экзотические формы с замкнутым и скрюченным магнитным полем, способные самостоятельно преодолевать чудовищные расстояния, разделяющие Солнце и Землю… Как романтично! Шелестел костер. Попискивал, возился в кустах веселый удод — полосатый, как матрос в тельняшке, хохлатый, как запорожец. Вспышечные потоки… Замкнутые поля… А вокруг степь, ночь в звездах. Холодные зарницы над Северо-Чуйским хребтом. Вечность. В фургонах мерцал синеватый свет — НУС работала. Она помогала Юреневу искать следы проявлений деятельности НУС. Якобы. А Ия знала. Свет костра, поднебесная эйфория. Плазмоид врывается в атмосферу Земли, как метеорит. Этакая магнитная бутылка, космический пузырь разрежения. Самая прочная часть плазмоида — носовая, говоря попросту, горлышко бутылки. Здесь магнитные силовые линии должны быть закручены так, чтобы обеспечить полное отражение зарядов плазмы. Вот деформация силовых линий там и начинается. Когда сжимание достигает критического уровня, магнитная бутыль схлопывается и происходит мгновенная рекомбинация водородной плазмы. Взрыв, затмевающий вспышкой солнце. Вот где, наверное, надо искать разгадку Тунгусского феномена. Не метеорит, а именно плазмоид. Изящно. «Когда нам не мешали…» Ночь в звездах, ветер, настоянный на чабреце, молчание высоких небес, далекие вершины, покрытые снегом. «Когда нам не мешали…» Я хорошо помнил последнюю ночь в нашем алтайском лагере. Первым услышал ломящихся к нам сквозь кусты людей, кажется, Юренев. Да, он. Он же и первым вылез с фонарем из палатки. — Хвощинский! Я бежал вслед за ним, оскальзываясь на мокрой траве. Никогда еще посторонние не подходили так близко к нашему лагерю. Мы сперва услышали их, потом увидели — два алтайца, в сапогах, в неизменных телогрейках. Они вели за собой лошадей. Лошади испуганно шарахались от бьющего им в глаза света. — Ну, помогай, — облегченно выдохнул пожилой алтаец, стаскивая с круглой головы шапку, заслоняясь ею от света. — Вот бабе надо рожать. Тухтур-бухтур! Помогай. Второй для вящей убедительности хлопнул себя кнутом по голенищу. — Нельзя сюда! — заорал Юренев. — Туда возвращайтесь! Туда! Юренев задыхался. — Почему нельзя? — удивился старший алтаец и почесал рукой редкую бороденку. — Почему возвращаться? Однако роженица у нас. — Какая к черту роженица, с ума сошли! Нельзя сюда! — Юренев отталкивал, оттеснял алтайцев к дороге. — Туда идите! Там тракт. Из темноты вынырнула полуодетая Ия. — Баба, однако, — обрадовались алтайцы и потянулись к ней, волоча за собой упирающихся лошадей. — Ну, роженица у нас. Ну, совсем рожает. Дай машину, повезем роженицу в поселок. — Нельзя! Нельзя! — отталкивал, оттеснял алтайцев Юренев, и тот, что был помоложе, рассердился: — Помогай, однако. Машины нет, трактора нет, тухтур-бухтур, ничего нет. Как роженицу в больницу везти? — Нет машины! — рычал, наступая на алтайцев, Юренев. Он явно был не в себе, я смотрел на него с удивлением. Как это не дать машину роженице? Но Юренев ревел: — На тракт идите, на тракте много машин. — Нельзя сюда, — подтверждала Ия. — Совсем нельзя. И нельзя на наших машинах возить людей. — А «газик»? — подсказал я. — Заткнись! — прошипел Юренев, зло отбрасывая меня к ручью. Я чуть не упал. — Заткнись! Тебя, дурака, не просят выступать. — Там же роженица! Ты с ума сошел! — Молчи! — Ия быстро зажала мне рот узкой ладошкой. Она знала. Я увидел расширенные зрачки Ии: — Молчи. Прошу тебя, молчи. Машины — это не твое дело. Тут и так… Все к черту… Испуганные, ошеломленные алтайцы все-таки отступили. Какое-то время мы слышали в ночи перестук копыт, потом перестук смолк. Я презрительно сплюнул: ага, штопор нам нужен!.. Я не мог смотреть ни на Ию, ни на Юренева. Звезды. Дивная ночь. Вечность. Плазмоиды. В ту ночь я ушел из лагеря. |