Книга Проклятие Митридата, страница 16 – Сергей Богачев

— Ну а каких-либо резких перемен в его поведении вы не замечали? Может, он стал менее внимательным, переживал о чем-то? Понимаете, в связи с последними событиями любая деталь может оказаться важной. Но не потому, что ваш сын в чем-то замешан, — на всякий случай добавил Виталий.

— А знаете, возможно. В последнее время Реваз был каким-то дерганым, нервным. Уезжал куда-то на несколько дней. Я решила, что у него неприятности на работе. С кем не бывает? — Клара Иосифовна помолчала. — Если бы я знала…

— А вы не интересовались, из-за чего он переживал?

— Несколько раз пыталась. Но сын был человеком скрытным. Даже со мной особо не откровенничал. Вот и создать семью у него не получилось…

— И что, он всю жизнь прожил с вами?

— Нет, что вы! У него была жена. Они с Людмилой учились на одном факультете. Реваз женился в двадцать шесть лет, в 90-е годы. Вы наверняка помните, какое тогда было непростое время. В один день исчезло огромное государство. А вместе с ним мечты, идеалы, надежды. Страна превратилась в огромный базар. Несмотря на трудности, родители Людмилы помогли молодым купить квартиру на Салтовке. Есть у нас такой район, если вы знаете.

— Знаю, я учился в вашем городе, — подтвердил Загорский.

— Ну, тем более. Так вот, они прожили почти пять лет. Детей у них не было, — женщина тяжело вздохнула. — Чья уж тут вина — не знаю. А что значит семья без наследников, особенно для человека, у которого грузинские корни? Это, видимо, и сыграло решающую роль в том, что они расстались.

— Отец Реваза из Грузии?

— Да. Мой покойный муж Константин Гурамович Мачавариани уехал из Тбилиси в самом начале 50-х, когда еще был жив Сталин. Молодой амбициозный ученый в пылу спора не совсем толерантно высказался о политике власти по отношению к науке и тотчас попал на карандаш в соответствующие органы. В то время поутихшие было репрессии возобновились с новой силой. Но, к счастью, он легко отделался: в стране разворачивалось известное «дело врачей», и о других категориях «посадочного материала» немного подзабыли. Однако Грузию пришлось покинуть. И он приехал сюда, в Харьков. Устроился младшим научным сотрудником в отраслевой институт, где мы и познакомилась. Вместе нам суждено было прожить недолго. Когда Константин Гурамович умер, Ревазу было всего десять лет, и мне самой пришлось воспитывать его. А теперь я и вовсе одна…

— Как вы думаете, Клара Иосифовна, что же такое могло произойти у вашего сына на работе? Почему он, как вы говорили, так сильно нервничал? — попытался отвлечь ее от тяжелых воспоминаний Заборский.

Женщина задумалась.

— Реваз действительно стал очень раздраженным. Я бы даже сказала, что он еще больше замкнулся. Иногда вдруг начинал разговор о том, что ему все надоело: Украина, Харьков, работа за гроши. Что мы скоро уедем в Грузию, купим там большой дом в живописном месте у реки, он женится, и у меня появятся внуки. Много внучат… А когда я спрашивала, где мы возьмем на это деньги, просил ни о чем не волноваться. Мол, он стоит на пороге грандиозного открытия, за которое ему много заплатят.

— Он в самом деле сделал какое-то открытие?

— Не думаю. Скорее всего, просто шутил или хотел отвлечь меня от грустных мыслей.

— Скажите, а друзья у него были? Они приходили к вам?

— Были, конечно, но немного. С возрастом приобретать друзей становится все сложнее и сложнее. А для моего сына, привыкшего к одиночеству, тем более. Если у него и были настоящие друзья, то это ребята, с которыми он учился в школе. Но они давно разъехались кто куда. Саша Гладышев живет в России, в Санкт-Петербурге. Скрынников — в Киеве. Боря Кац вместе с родителями уехал в Израиль.

— Получается, что к вашему сыну в последнее время никто и не заходил? — уточнил Виталий.

— Получается, что так. Хотя… Вспомнила! Недели три назад к нам приходили двое. Сын представил их как коллег по работе, с которыми нужно обсудить диссертацию. А вот чью диссертацию, так и не сказал.

— Вы прежде их видели?

— Нет, не случалось. Они предварительно позвонили и вечером приехали. Кажется, это был выходной день. Да, точно, суббота.

— Они долго беседовали?

— Наверное, около получаса, точно не припомню, — Клара Иосифовна перевела дыхание, что-то обдумывая, и тут же продолжила: — К слову, Реваз после их ухода был сам не свой.

— И он не объяснил, отчего так разнервничался?

— Увы. Сказал только, что диссертация написана из рук вон плохо и ему жалко потерянного времени.

— И вы поверили в это?

— И да, и нет. Вообще-то, он редко обсуждал чужие статьи дома, для этого у него были университет и кафедра. Я потом вспомнила, что накануне этого визита сын почему-то сильно волновался и, кажется, что-то долго искал в своей комнате. А может, мне показалось? Но вот что я вам скажу: его гости ничем не походили на университетских преподавателей. Я еще тогда обратила на это внимание. Хотя вели они себя учтиво. С другой стороны, разве можно сегодня по внешнему виду определить, ученый человек или нет? В нашем мире все перевернулось.

Клара Иосифовна вдруг пристально посмотрела на Виталия:

— А ведь я этого, молодой человек, милиции не рассказывала. Да они и не спрашивали. Я вот и про диктофон только сейчас вспомнила…

— У вашего сына был диктофон? — Заборский почувствовал, что их беседа только сейчас подошла к самому главному, и внутренне напрягся.

— Года три назад его подарили сыну студенты-заочники. Кажется, во время одной из сессий. Вы знаете, иногда бывают такие ситуации, когда… — спокойно пояснила она.

— Извините, — перебил ее Виталий, — а можно увидеть диктофон? Если вы, конечно, не против. И еще я бы хотел взглянуть на компьютер вашего сына. Поверьте, это очень поможет мне понять, что же на самом деле произошло в тот злосчастный вечер там, на переходе.

— Пожалуйста. Вот только не знаю, где этот диктофон лежит. А что касается компьютера, он на рабочем столе сына. Я сейчас редко захожу в его комнату. Мне все кажется, что он уехал в командировку и вот-вот вернется, — Клара Иосифовна произнесла эти слова и отвернулась, пряча от гостя слезы.

— А давайте я помогу вам, — быстро нашелся Заборский, стремясь отвлечь ее от нахлынувших воспоминаний. — Как бы там ни было, искать вдвоем сподручнее.

— Пойдемте, — легко согласилась она. — Я думаю, что, если бы мой сын был жив, он обязательно помог бы вам в расследовании.

Они вошли в небольшую комнату, служившую Ревазу Мачавариани одновременно и кабинетом, и спальней. Стол, шкаф и заставленные множеством книг полки были покрыты слоем пыли. Виталий сразу обратил внимание на открытый ежедневник, который лежал рядом со стареньким монитором.

— Можно, пока вы будете искать диктофон, я посмотрю компьютер?

— Смотрите, — равнодушно разрешила Клара Иосифовна. Казалось, она не расслышала просьбу Виталия, целиком погрузившись в воспоминания, навеянные обстановкой комнаты сына.