Книга Не бойся, малышка, страница 46 – Ирина Тарасова

Максим повернул руль, и машина начала спускаться с пологого холма.

— Ой, речка! — выдохнула в восторге Таня.

— Я ж тебе обещал, — сказал Макс и остановил машину. — Вылезай.

Таня выскочила из машины, Максим вылез следом.

— Ну как? — удовлетворенно озираясь вокруг, спросил он.

— Я сейчас лопну от восторга, — оглянувшись на него, ответила Таня.

— Хорошо б тут чайку попить…

— Пикник, ура! — подпрыгнув, хлопнула она в ладоши. — Мы костер будем разжигать? Чур, я — за дровами! — сказала Таня и в мгновение ока скрылась из виду.

Максим вдруг почувствовал какую-то пустоту вокруг. По-прежнему ярко сияло закатное солнце, раскидывая рыжие блики по почти безупречной глади воды; слегка шуршала листвой ива, уныло склонив ветви к влажному прибрежному песку, стучал где-то в стороне дятел, но все это казалось только декорацией на пустой сцене.

Таня появилась из зарослей, с трудом волоча за собой громадный сухой сук. Максим почувствовал, как тепло разливается в его груди.

— Смотри, что я нашла, — гордо сказала Таня, выпуская из рук толстый конец высохшей ветки.

— Не поцарапалась? — спросил он и взял ее ладонь в свою руку.

— Чуточку.

Он повернул ее кисть тыльной стороной к себе. Тонкая розовая царапина почти сливалась с линиями на ее ладони. Он поднес ее ладонь к своему рту.

— Грязная же, — сказала она и вырвала руку.

— Слюна — хорошая дезинфекция.

Она доверчиво посмотрела на него.

— Правда?

— Каждый индеец знает, — ответил он.

Таня улыбнулась, но царапину лизнула.

— Значит, жить буду?

— Несомненно.

— Тогда ты все приготовь, а я еще схожу за дровами, — сказала она.

— Лады, — ответил Максим и заметил, как Таня поморщилась. — Что-то не так?

— Все нормально, только… Не люблю я это «лады»…

— А «ладушки»? — улыбнулся он. — «Ладушки-ладушки, где были? — У бабушки».

— Не придуряйся, — проворчала она. — Лучше делом займись.

И опять скрылась в зарослях. Максим достал топор, разрубил сук. Сложил поленья, зажег бумагу.

— Ты без меня…

Он оглянулся. Таня стояла над ним, растерянно глядя на пламя, пожирающее бумагу.

— Давай хвою, бумага быстро прогорает.

Таня присела рядом, сунула в костер сухую ветку сосны. Иглы разом вспыхнули.

— Ой, — отпрянула она и рассмеялась. — Гори-гори ясно, чтобы не погасло, — запела она, протянув к огню ладони.

— Замерзла? — удивился Максим.

— Нет. Но так хорошо…

— Да… — сказал Максим и приобнял ее за плечи. Она, пошатнувшись, с трудом удержалась на корточках.

— Давай побыстрей все организуем… Будем сидеть и смотреть. Я люблю, когда горит огонь.

— Ты давай за костром следи, а я все приготовлю, — сказал Максим, вставая.

«Хорошо все же, что я встретила Максима, — думала Таня, глядя, как огонь осторожно облизывает тяжелое полено. — Если бы осталась дома, то…» Перед ее глазами встало бледное материнское лицо с сигаретой в углу рта, руки с пожелтевшими от никотина пальцами, липкая клеенка, чашка с трещинкой. Таня поежилась.

— Прошу к нашему шалашу, — сказал Максим, дотронувшись до ее плеча. — Все готово.

Таня очнулась.

— Ой, как здорово! — воскликнула она, глядя на расстеленный невдалеке плед. — Я, чур, тут.

Она легла на живот, лицом к костру, и, положив подбородок на руки, стала наблюдать за пламенем. Максим взял штопор, открыл бутылку и, разлив красное вино по бокалам, протянул один Тане.

— Что это? — спросила она и бережно, как нечто ценное, взяла бокал.

— Напиток богов. Вино с Кипра.

Таня осторожно, чтоб случайно не расплескать рубиновую жидкость, села. Ее лицо, плечи и еле заметные холмики грудей теперь освещались неровным светом от набирающего силу костра. Она посмотрела сквозь вино на костер.

— Как расплавленное золото, — сказала Таня задумчиво.

Максим не сводил с нее взгляда. Ее лицо было подвижным, и он читал все мимолетные чувства, которые отражались в его чертах. Она поднесла бокал к лицу, вдохнула аромат вина. С минуту она сидела неподвижно, задумчиво прислушиваясь к своим ощущениям. Край бокала коснулся ее губ.

— Нравится? — осторожно спросил Максим.

Она медленно перевела на него взгляд, но он был отсутствующим, словно мыслями она была не здесь.

— Интересно. Никак не определю вкус, — сказала она и вновь пригубила вино.

— Закрой глаза, чтобы тебя ничто не отвлекало.

Таня повиновалась. Ее ресницы легко подрагивали.

— Пей и говори, что чувствуешь, — сказал он, продолжая любоваться ее профилем в отблесках пламени костра.

Она сделала глоток, помолчала, вероятно пытаясь найти правильные слова.

— Не знаю… Вкус кислый и горький, пряный и еще какой-то… Я и слов таких не знаю, — сказала она, открыв глаза.

— Да… — сказал Максим и тоже сделал глоток. — Вкус настоящего вина может передать лишь музыка.

— Или краски… — добавила Таня, повернувшись к нему. — У нас однажды было такое занятие… Наш педагог по рисованию включил «Queen», и мы должны были нарисовать музыку.

— Ну и как?

— Фигня какая-то получилась. Краски — это те же ноты. Мне кажется, я даже нотную грамоту не одолела. И вообще, у меня такое ощущение, что за что я ни возьмусь — ничего толком не знаю.

— Узнавание — самое увлекательное занятие.

— Я помню. Но чтобы узнавать, надо много чего знать. Правильно?

Максим усмехнулся:

— Почти что.

Он допил вино, поставил бокал в дорожную корзинку. Таня протянула ему свой пустой бокал.

— Еще?

— Да.

— Хочешь распробовать?

— Хочу.

Максим налил ей полбокала и стал наблюдать, как она пьет маленькими глотками. Она опять прикрыла глаза, тень от длинных ресниц упала на щеки. Ресницы подрагивали, придавая ее лицу особое выражение беззащитности, незащищенности.

— Все равно я не нахожу правильных слов, — сказала она, открыв глаза.

Она протянула вновь опустевший бокал Максиму. Ее пальцы были холодны. Максим встал, подошел к костру, подбросил несколько сухих веток. Огонь взметнулся вверх. Недолго постояв у костра, он вернулся и сел рядом с Таней. Она легла на спину, положив голову на его вытянутые ноги.