Книга Разрушительная красота (сборник), страница 8 – Евгения Михайлова

— Это Рогачев, ответственный секретарь. Прошу спуститься ко мне. У меня замечания по вашему материалу.

Лена положила трубку и посмотрела на Таню:

— Меня вызывает Рогачев по материалу. Он что, может его вернуть? Ты же говорила, это стоит в номере.

— Ничего он не вернет. Скажи ему, что я хорошо прочитала, там все в порядке. По-моему, тут что-то не так, — Танины острые скулы выступили, зубы оскалились в злобной усмешке, только у нее так получалось. И еще она в моменты своих приступов негативных эмоций всегда ходила по кабинету. Тонкая, худая, прямая, вдруг начинала горбиться.

Лена сбежала со второго этажа на первый, вошла в кабинет ответственного секретаря, села на краешек стула перед его столом. Он кивнул ей, продолжая читать текст ее небольшого очерка о хорошей воспитательнице заводского детского сада. Всего лишь. Даже не критический материал.

— Елена, я должен подписать ваш материал в печать, но здесь нужно кое-что переделать. В двух местах. Посмотрите, пожалуйста.

— А что здесь не так? Фактические ошибки? Неграмотно?

— Нет ошибок и грамотно. Просто эти два абзаца нужно написать лучше.

— То есть? Лучше, чем я могу?

— Так, как вы можете. Очерк написан на одном дыхании, но два раза вы явно отвлеклись. Вас вообще часто отвлекают, как мне кажется. Надо сначала доделать работу в таких случаях. Эти два абзаца проваливаются в эмоциональном плане. А поскольку вещь вообще эмоциональная, то они и не несут смысловой нагрузки.

— Ну, и выкиньте их совсем. Какие проблемы?

— Я не хочу. У меня место как раз для такого объема. Не ломать же полосу и искать «затычку»? Короче, сделайте. Я отметил и переслал на ваш компьютер.

— Я запомнила.

Лена влетела в свой кабинет. Она, конечно, не любила критики, что, может, и плохо. Но это не критика: «Напишите лучше». По такому критерию можно было заставлять Маркеса переписывать «Сто лет одиночества». Потому что кому-то все время могло казаться, что можно лучше.

Таня остро взглянула на ее лицо, Лена объяснила, быстро села за компьютер, газету действительно он сейчас сдаст в печать.

— Да, слишком быстро и слишком странно, — изрекла Таня.

— О чем ты?

— Что-то тут не так. Он еще никогда не заставлял править меня и моих авторов. Да и никого вообще. Мы нормально пишем. Ты тоже. Здесь что-то не так.

— Ты повторила это четыре раза. Как минимум. Это для тебя нормально?

— Но ты понимаешь, о чем я, да?

— Я понимаю, что вы все очень странные. А ты — безумно озабоченная ко всему. Можно не мешать? Пришла в школу высоких мастеров слова…

Лена на волне раздражения сделала все, конечно, лучше. Сама это понимала. Вернула статью с правкой. Рогачев позвонил через две минуты.

— Можете еще спуститься?

— Что еще? — спросила Лена с порога.

— Все хорошо. Спасибо. Ну, зачем так злиться? Это газета. Лена, подойди и посмотри, как я поставил материал на полосе. За это время я изменил заголовок. Нравится?

Делал он свою работу, конечно, потрясающе. Заголовок был блестящий. Ее материал, без обличений, сенсаций, потрясающих фактов, был бы проходным. Им просто заткнули бы свободное место. А сейчас он смотрелся как самый главный. Лена перевела взгляд на лицо сидящего Владимира и внутренне ахнула. У сильного, крупного мужчины ресницы лежали просто на щеках. Она у женщин никогда не видела таких ресниц. Владимир спокойно сказал:

— Я освобожусь через час. Твой «повелитель» приезжает обычно к семи. Давай я тебя отвезу в Москву? Разнообразия ради.

— Не хочу реагировать даже на эти слова о «повелителе». Поехали. Какая вообще проблема? У меня ее нет. Мне нужно домой, я тоже освобожусь через час.

Когда они шли к его машине, на них смотрели глаза из всех окон редакции. В кабинете Тани светились просто два адских огня. А когда они уже отъезжали от редакции, подъехала машина Михаила Михайловича. Он тоже их увидел и не вышел. Просто пропустил и поехал в Москву другой дорогой.

Был аномально жаркий день конца апреля. Лена села рядом с Владимиром, она была в короткой юбке и уже без чулок, и когда пристегивала ремень безопасности, он смахнул, как муху, родинку с ее колена. Так много и так мало между ними произошло в тот день. А дальше… «Все смешалось в доме Облонских».

…Ночь пропала. Лена мысленно обругала и свои прозревшие глаза, и эту родинку, однозначно знак несчастливой судьбы. И знак такого горячего плена, без которого свобода равна смерти. Была бы равна, если бы не дитя, освященное божьей коровкой.

Да, все перевернулось в жизни, и не только у Лены. Таня была мрачной, но корректной: фактов того, что ее просьбу проигнорировали, не было. Каждый вечер кто-то кого-то подвозил в Москву. Однажды они стояли втроем у открытого окна на площадке своего второго этажа — Лена, Таня и записной редакционный шутник Дима. Таня курила сигарету за сигаретой, Дима рассказывал о реально драматичной ситуации на предприятии, с которого он приехал. Но это был комик, что определяло все. Он говорил только: «Девочки, посмотрел я окрест себя…» — и Лена начинала хохотать до слез. И тут появилась незнакомая женщина среднего возраста, обычная, светлые, чуть навыкате глаза, нос с горбинкой. Поздоровалась и спросила у Тани и Димы:

— Не знаете, где Володя? Кабинет у него закрыт.

— У главного, — ответил Дима. — Разметка гонорара. Я сунулся, меня наш таракан прогнал. Не смей знать до дня великого обмана.

«Днем великого обмана» Дима называл день получения зарплаты. Женщина поблагодарила, спустилась по лестнице, Таня с Леной вернулись в кабинет.

— Это была жена Рогачева. Как тебе? — проговорила Таня.

— Не знаю.

— А я знаю. Противно видеть эту обманутую идиотку.

— Я пойду обедать, — сказала Лена и выскочила из кабинета.

А вечером Володя опять отвозил ее домой. Говорили о редакционных делах. Пересказывали друг другу шуточки Димы. Потом он сказал:

— Сегодня здесь была моя жена. Видела тебя с Таней. Сказала мне, что у нас появилась слишком хорошенькая девочка.

— И о чем это говорит?

— Ира — нормальная, объективная женщина. В отличие от этой сумасшедшей, которая сидит с тобой в одном кабинете. Татьяна уже нас обличает на каждой лестничной ступеньке. Ты знаешь?

— Мне это безразлично. Это неправда. Таня говорила, ты приехал из-за границы получить квартиру и скоро опять уедешь.

— Да. У меня есть контракт. Я — переводчик.

— МГИМО?

— Нет, как и ты, журфак. Я в международной дипломатии по линии тестя. Он губернатор одной из провинциальных областей. Это его идея — не тратить деньги на квартиру сейчас, а получить вот так, служебную. Но уже приватизировали. Моему сыну семь лет недавно исполнилось. Поэтому в первый класс пойдет только в сентябре. Думаю, не в России, но на всякий случай записались здесь.