Книга Знахарь из будущего. Придворный лекарь царя, страница 63 – Юрий Корчевский

Прием, операции, перевязки — к вечеру иногда едва до дома добирался. Тут уж Любава забеспокоилась:

— Муж мой любезный, нельзя же так! Похудел-то как за работой!

— Так, Любава, люди-то больные! Сама через то прошла. Как отказать, когда человек мучается? И кто, кроме меня?

— Ты не Господь, весь мир не спасешь.

Никита же вспоминать стал, где на Руси воды минеральные есть. Любаву бы свозить ванны попринимать — куда как хорошо! На Кавказские минеральные воды бы свозить, да только земли те еще не под Русью, черкесы там хозяйничают. А про Карловы Вары и разговора нет. Хотя источники минеральных вод в Карловых Варах известны давно — с 1358 года, однако добраться туда непросто, да и под Речью Посполитой они сейчас. Паны, заклятые враги Руси, там водичку пьют и ванны принимают.

Есть и другой будущий курорт — Трускавец, что на Галичине; известный с 1469 года, богатый минеральной водой и целебными грязями, — но он тоже под поляками.

Долго пытался Никита вспомнить, где еще воды есть, да в голову ничего не приходило. Исподволь стал пациентов своих расспрашивать — так не знали.

Неожиданно помог ему травник лекарни, Олег Кандыба. Услышав случайно разговор, он сам подошел к Никите:

— Целебной водицы испить хочешь?

— Не сам — жене надобно.

— Паломники, что на Соловки ходят, еще и в урочище Куртяево сворачивают. Говорят — не один десяток целебных источников из-под земли бьет. И свойства у воды необыкновенные. Зимой она теплая и не замерзает, а летом — холодная, аж зубы ломит.

— Не слыхал о такой! — удивился Никита.

— На Онежье, у Белого моря. Да ты с паломниками поговори.

— За подсказку благодарю.

Не откладывая дела в долгий ящик, Никита после работы направился в храм Успения Пресвятой Богородицы. Отец Иосиф только что закончил службу, прихожане расходились.

Никита поздоровался, голову склонил.

— Все ли в порядке, Никита? Ты ведь в радости ко мне не ходишь! — укорил отец его Иосиф.

— Пока нормально. Скажи, отец Иосиф, от тебя богомольцы на Соловки ходят?

— Бывает. Они заранее сговариваются. Одному добираться далеко, места глухие. И разбойники балуют, и зверье лесное. Сообща-то отбиться можно.

— Разумно. А про урочище Куртяево не слыхал?

— Обижаешь, сам там бывал не единожды. Чудное место!

— Правда ли люди бают, что ключи целебные там бьют?

— Истинно! Да не один — восемь десятков!

— Эка!

— Я попил там водички два дня да в корчагу взял — однако не помогло. Но это еще до тебя было.

— При твоей болезни и не помогло бы. Жену хочу свозить.

— Богоугодное дело о жене своей заботиться. Месяца через два, полагаю — в августе — паломники в те места собираются. Если желание есть — присоединяйся.

— За совет спасибо. А это на храм, — Никита отдал отцу Иосифу серебряный рубль.

Мудр святой отец, всегда дельные советы дает.

По пути домой Никита вспомнил слова князя, которые Елагин говорил по приезде его из Астрахани — что царь, де, не велит Никиту дальше одного дня пути из Москвы отпускать. А если и правда так? Соловки, конечно — не дальняя Астрахань, но и не близко. Как бы к Алексею Михайловичу подластиться, отпроситься — вроде на богомолье? Царь православный, должен отпустить. Вовремя вспомнил о нардах. Нехорошо получилось: еще в Вязьме царю обещал, и до сих пор обещания своего не сдержал. Невместно, царь все-таки!

И следующим днем Никита направился к князю Елагину.

— О! Ты ноне — как ясно солнышко, давненько тебя не видал! Садись, Никита, отобедаем, чем Бог послал.

Кто был бы против? Никита был после работы, есть хотел, потому и приналег на щи; затем за мясо принялся. Куда как хороши томленные в печи перепелки! Птичка маленькая, чуть больше воробья — а вкусна! Дома Любава да кухарка тоже вкусно готовили — не отнять, но поваров княжеских им не превзойти — те приправы особые применяют.

Обед запили фряжским вином. Потом князь кубок серебряный в сторону отставил:

— Говори.

— А что говорить?

— Ты же по делу пришел. Забывать старого знакомца стал, нехорошо. Только по нужде и заходишь.

— Нет, князь, время выдалось. Игре же обучить хотел да насчет досок узнать — готовы ли?

— А мы сейчас спросим. Эй, кто-нибудь!

Из-за дверей показался холоп, стоявший у трапезной.

— Спроси у ключника — готовы ли доски для игры?

— Я мигом.

Холоп исчез и вернулся с двумя досками для игры в нарды и двумя шелковыми мешочками.

— Ставь на стол, — распорядился Семен Афанасьевич.

Развернули обе доски, и Никита ахнул от восхищения. Доски были сделаны из клена и черного африканского дерева, инкрустированы карельской березой и розовым деревом. Работа тонкая, изящная. И сами шашки, что находились в шелковых мешочках, были резаны из моржового клыка — и довольно затейливо. Такие и глаз радуют, и в руки взять приятно. А кость — как назывался кубик — вообще из серебра сделана.

Князь заметил восхищение Никиты, приосанился горделиво:

— Ну, как?

— Нет слов. Такими и царю играть не зазорно.

— Одну доску думаю ему подарить. Поперва только играть научи.

— За тем и пришел. Садись, княже, объяснять буду.

Нарды — не шахматы, правила простые — что в короткого, что длинного. Но думать тоже надо, несмотря на кажущуюся простоту.

За вечер Никита начисто обыграл Елагина. Неприятно князю все время проигрывать, хмурился, однако понимал — новичок он в игре. Вот поднатореет — тогда с царедворцами и с самим царем играть будет.

Уже прощались, когда князь попросил:

— Ты, Никита, как болящих поменьше будет — завсегда заходи. Выучи меня играть. А там и к царю идти можно с подарком. Небось Нащокин от зависти лопнет! — Князь хихикнул.

— Только, Никита — чур, никого не учить! А то может так получиться, что они меня обыгрывать будут.

— Договорились, Семен Афанасьевич, — Никита откланялся.

С этого вечера Никита забегал к князю часто — он и сам был заинтересован, чтобы князь к царю с подарком явился.

Недели через три князь встретил Никиту радостный и пьяненький.

— Ну, Никита, подарок мой царю по сердцу пришелся. Я с ним уже несколько партий сыграл. О тебе он вспоминал, говорит — об уговоре не забыл, только тянул долго.

— Вот теперь и к государю идти не зазорно.

— Это еще зачем? — насторожился князь.

— Хочу из Москвы отпроситься, на Соловки сходить с богомольем. Как думаешь, отпустит?