
Онлайн книга «Миленький ты мой»
— Где? Я показала рукой. Они прошли в комнату и увидели Германа. — Подстанция номер…, дежурная бригада, — бойко отрапортовал Герман. — Поступил вызов — констатировать смерть. Герман объяснялся четко, словно рапортовал перед начальством. Я стояла в стороне и старалась не смотреть на нее. Мне показалось, что в комнате чем-то пахнет — там и вправду пахло. Сладко-ванильным, приторным и тягучим. Я вспомнила, что так пах одеколон Германа, и меня стало тошнить. Полицейский осведомился: — Ну, чего тянем? Время, коллега! Эти слова были обращены к Герману. Тот вздохнул и покачал головой: — Нет, братцы! Здесь не получится быстро! Полицейские переглянулись. — Здесь, похоже… — он помолчал, — здесь, похоже… насильственные действия, господа! И не очень все чисто!.. И справку о смерти я вам не дам! Здесь будет судебка! Я увидела, как полицейские с удивлением глянули на него, потом на меня и еще раз переглянулись. — Слышите, девушка? — спросил Блондин. Я кивнула: — Да, слышу. — Ну и что делать-то будем? — Он громко и тяжело вздохнул. — Покойница жила с вами? — Это спросил Кудрявый. Я удивленно пожала плечами: — Ну да! Со мной! А что делать… так вам, наверное, это виднее!.. Блондин хмыкнул: — Вот как? А вам? И все трое, включая Германа, переглянулись, покачали одновременно головой и усмехнулись. Потом Герман, словно сильно удивляясь и осуждая кого-то, покачал головой, громко вздохнул и спокойно сказал: — Лидия Николаевна Краснопевцева. Известная актриса. Жена академика Краснопевцева. Одинокая пенсионерка. Совсем одинокая! — повторил с вызовом Айболит. — А эта… — он кивнул на меня, — за ней, — почему-то хмыкнул он, — следила. В смысле, ухаживала. Полицейские снова уставились на меня, как будто впервые увидели. — А вам откуда это известно? — спросил блондин. — Такие подробности? Герман довольно хмыкнул: — Вот именно, подробности! И они мне очень известны! А все потому, что я был у нее участковым. А вот теперь служу здесь, на «Скорой». — Он вздохнул и развел руками. — Платят побольше, ну, вы понимаете… Вот я и… тружусь, так сказать. Правда, и нервов побольше — ну, вы сами знаете! — Так? — резко перебил его Кудрявый и хмуро посмотрел на меня: — Все обстоит подобным образом? — Так, — кивнула я. — Он не соврал. — Понятно, — вздохнул блондин, — обычное дело. Достала старушка… Паспорт давай! И они снова дружно вздохнули. Я переводила взгляд с одного на другого и ничего не понимала: что им понятно? Что понятно им и совсем непонятно мне? Герман по-свойски ушел в столовую, сел на стол и открыл какую-то папку. Полицейские шушукались в коридоре. Я села на стул и уставилась в стену. Я ровным счетом ничего не понимала! Наконец Герман отписался и протянул бумагу Кудрявому. Тот кивнул и со вздохом взял ее. Герман, не глядя на меня, пожал полицейским руки и торопливо направился к двери. Я растерянно смотрела на них — уходить они не собирались. — А что дальше? — снова спросила я. Кудрявый помотал головой, осуждая меня за вопрос. — Дальше? — переспросил он. — Дальше мы ждем перевозку! В судебный морг, поняла? Застряли мы тут… с тобой! — с сожалением бросил он. Блондин тоже вздохнул: — Чай-то у тебя есть? Жрать охота!.. Я побежала на кухню, поставила чайник и достала из холодильника колбасу, масло и сыр. — Может, кофе? — крикнула я. Они сидели в столовой и спокойно курили. Я удивилась: не спросив у меня? Блондин обернулся: — Да мы уж без кофя как-нибудь перебьемся! Мы люди простые, к кофиям не привыкшие!.. Они рассмеялись. Я принесла полицейским бутерброды и чай. Сама вышла на кухню. Они о чем-то говорили, посмеивались, что-то обсуждали — так, словно меня и не было вовсе. И словно не было ее, мертвой хозяйки квартиры. Мне было все это странно и непонятно, хотелось зайти в комнату и хотя бы накрыть Лидию Николаевну одеялом. Я пошла по коридору, но Кудрявый окликнул меня: — Эээ! Ты куда собралась? Я остановилась и с недоумением глянула на него. — Ничего не трогать! — сразу посуровел он. — Не поняла? Я кивнула и вернулась на кухню. Перевозка приехала часа через три. Кудрявый спал в кресле, откинув голову и раскрыв рот. Во рту блестели золотые зубы. Блондин сидел за столом и решал кроссворд. Я не выходила из кухни. Они переговаривались о чем-то с приехавшими, потом началась какая-то возня, а про меня словно забыли. Дальше хлопнула входная дверь, и я вздрогнула. В кухню зашел Кудрявый: — Не прописана здесь, как я понимаю? Я кивнула. — Ну, — крякнул он, — тогда на выход! Квартиру мы должны опечатать. — А мне куда? — удивилась я. — Здесь мои вещи! — Вещи с собой заберешь! И с нами поедешь. До тебя что, еще не дошло? — удивился он. Я мотнула головой: — Что… не дошло? Минуты две он смотрел на меня и качал головой, продолжая удивляться. — Бабулька твоя… со следами насильственной смерти. Ты что, глухая? Ее увезли в судебный морг для заключения. А ты… ты задержана! Ну теперь поняла? До выяснения, так сказать, всех обстоятельств. Я глупо моргала глазами, уставившись на него. Моя голова начала просветляться. До меня начало доходить. Герман Иванович!.. Он мне отомстил! И вот теперь… Я — подозреваемая! Я подозреваемая в убийстве! Господи, какая чушь! Какой бред, Господи! Какое еще испытание мне нужно пройти? За что, Господи? За что ты меня так невзлюбил?.. * * * Подобный ужас я не могла представить себе даже в самом страшном и диком сне. Все, что случалось со мной раньше, стало казаться мне длинным путешествием в волшебный и сказочный рай. Я снова одна. Одна в этом огромном и холодном городе. На двадцать миллионов человек — плохих и хороших — здесь, в этом городе, у меня есть только один близкий знакомый — Герман, тот, кто решил меня утопить. Гнусная мразь и слизняк решил отомстить. И как же ему повезло!.. Я боялась полиции, как боятся ее все мои соотечественники. Сначала, в те еще времена, нас убеждали, что мы находимся под вечной защитой и недремлющим оком родной милиции. А потом, когда все изменилось и постепенно открылось, нас всячески убеждали, что самые страшные враги человечества именно там — в «доблестной и справедливой» полиции. Убеждали нас в этом сериалы, статьи и телепередачи. В них менты и «легавые», «мусора» и оборотни в погонах (!!!) были продажны, алчны, и действия их были по-садистски бессмысленно жестоки. |