Онлайн книга «Государство»
|
– Понимаю. – Возьмем и теперь какое тебе угодно множество. Ну если хочешь, например, кроватей и столов на свете множество… – Конечно. – Но идей этих предметов только две – одна для кровати и одна для стола. – Да. – И обычно мы говорим, что мастер изготовляет ту или иную вещь, всматриваясь в ее идею: один делает кровати, другой – столы, нужные нам, и то же самое и в остальных случаях. Но никто из мастеров не создает самое идею. Разве он это может? – Никоим образом. – Но смотри, назовешь ли ты мастером еще и такого человека… – Какого? – Того, кто создает все, что делает в отдельности каждый из ремесленников. – Ты говоришь о человеке на редкость искусном. – Это еще что! Вот чему ты, пожалуй, поразишься еще больше: этот самый мастер не только способен изготовлять разные вещи, но он творит все, что произрастает на земле, производит на свет все живые существа, в том числе и самого себя, а вдобавок землю, небо, богов и все, что на небе, а также все, что под землей, в Аиде. – О поразительном искуснике ты рассказываешь. – Ты не веришь? Скажи-ка, по-твоему, совсем не бывает таких мастеров или же можно как-то стать творцом всего этого, но лишь одним определенным способом? Разве ты не замечаешь, что ты и сам был бы способен каким-то образом сделать все это? – Но каким именно? – Это нетрудное дело, и выполняется оно часто и быстро. Если тебе хочется поскорее, возьми зеркало и води им в разные стороны – сейчас же у тебя получится и Солнце, и все, что на небе, и земля, и ты сам, и остальные живые существа, а также предметы, растения и все, о чем только шла речь. – Да, но все это будет одна лишь видимость, а не подлинно сущие вещи. – Прекрасно. Ты должным образом приступаешь к этому рассуждению. К числу таких мастеров относится, думаю я, и живописец. Или нет? – Почему же нет? – Но по-моему, ты скажешь, что он не на самом деле производит то, что производит, хотя в некотором роде и живописец производит кровать. Разве нет? – Да, но у него это только видимость. – А что же плотник? Разве ты не говорил сейчас, что он производит не идею [кровати] – она-то, считаем мы, и была бы кроватью как таковой, – а только некую кровать? – Да, я говорил это. – Раз он делает не то, что есть, он не сделает подлинно сущего; он сделает только подобное, но не само существующее. И если бы кто признал изделие плотника или любого другого ремесленника совершенной сущностью, он едва ли был бы прав. – По крайней мере не такого мнения были бы те, кто привык заниматься подобного рода рассуждениями. – Значит, мы не станем удивляться, если его изделие будет каким-то смутным подобием подлинника? – Не станем. – Хочешь, исходя из этого, мы поищем, каким будет этот подражатель? – Пожалуйста. – Так вот, эти самые кровати бывают троякими: одна существует в самой природе, и ее мы признали бы, думаю я, произведением бога. Или, может быть, кого-то другого? – Нет, я думаю, только его. – Другая – это произведение плотника. – Да. – Третья – произведение живописца, не так ли? – Допустим. – Живописец, плотник, бог – вот три создателя этих трех видов кровати. – Да, их трое. – Бог, потому ли, что не захотел, или в силу необходимости, требовавшей, чтобы в природе была завершена только одна кровать, сделал, таким образом, лишь одну – единственную, она-то и есть кровать как таковая, а двух подобных либо больше не было создано богом и не будет в природе. – Почему же? – Потому что, если бы он сделал их всего две, все равно оказалось бы, что это одна, и именно так, вид которой имели бы они обе: это была бы единственная кровать, кровать как таковая, а двух кроватей бы не было. – Это верно. – Я думаю, что бог, зная это, хотел быть действительным творцом действительно существующей кровати, но не какой-то кровати и не каким-то мастером по кроватям. Поэтому-то он и произвел одну кровать, единственную по своей природе. – Похоже, что это так. – Хочешь, мы назовем его творцом этой вещи или как-то в этом роде? – Это было бы справедливо, потому что и эту вещь, и все остальное он создал согласно природе. – А как же нам назвать плотника? Не мастером ли по кроватям? – Да. – А живописца – тоже мастером и творцом этих вещей? – Ни в коем случае. – Что же он тогда такое в этом отношении, как ты скажешь? – Вот что, мне кажется, было бы для него наиболее подходящим именем: он подражатель творениям мастеров, – ответил Главкон. – Хорошо. Значит, подражателем ты называешь того, кто порождает произведения, стоящие на третьем месте от сущности? – спросил я. – Конечно. – Значит, таким будет и творец трагедий: раз он подражатель, он, естественно, стоит на третьем месте от царя и от истины: точно так же и все остальные подражатели. – Пожалуй. – Итак, относительно подражателей мы с тобой согласны. Скажи мне насчет живописца вот еще что: как, по-твоему, пытается ли он воспроизвести все то, что содержится в природе, или же он подражает творениям мастеров? – Творениям мастеров. – Таким ли, каковы эти творения на самом деле или какими они кажутся? Это ведь ты тоже должен разграничить. – А как ты это понимаешь? – Вот как: ложе, если смотреть на него сбоку, или прямо, или еще с какой-нибудь стороны, отличается ли от самого себя? Или же здесь нет никакого отличия, а оно лишь кажется иным, и то же самое происходит и с другими вещами? – Да, то же самое. Оно только кажется иным, а отличия здесь нет никакого. – Вот это ты и рассмотри. Какую задачу ставит перед собой каждый раз живопись? Стремится ли она воспроизвести действительное бытие или только кажимость? Иначе говоря, живопись – это воспроизведение призраков или действительности? – Призраков. – Значит, подражательное искусство далеко от действительности. Поэтому-то, сдается мне, оно и может воспроизводить все что угодно, ведь оно только чуть-чуть касается любой вещи, да и тогда выходит лишь призрачное ее отображение. Например, художник нарисует нам сапожника, плотника, других мастеров, но сам-то он ничего не понимает в этих ремеслах. Однако если он хороший художник, то, нарисовав плотника и издали показав это детям или людям не очень умным, он может ввести их в заблуждение, и они примут это за настоящего плотника. |