
Онлайн книга «Соблазнитель, или Без пяти минут замужем»
– Если не забуду, – пообещала я. Ритка усмехнулась. – Так подумать: люди сами себя дурачат. Один говорит другому: «Напомни!» – то есть думает, что голова у другого не такое решето, как у него. – Я просто сейчас вся замотанная. – Вижу, на твоем лице все написано. Риткина прямота иногда действовала на нервы. – Так уж и написано? – засомневалась я. – Между прочим, я – женщина в расцвете сил и красоты. – Запутавшаяся в мужиках-мудаках. Здесь я уже ахнула. – Рит, ты что? Ясновидящая? Откуда ты про мудаков во множественном числе узнала? Я вроде бы тебе ни о чем подобном не говорила? – Милая! Поверь мне! Когда у бабы проблемы с одним мужиком, у нее на лице грусть с печалью. А когда с несколькими, то уже злость и стервозность. Проблема крепчает. Понимаешь? – Понимаю. – Если честно, – затянулась сигареткой Ритка, – Шалимов твой… – Вот о нем ни слова, – взвилась я. Риткины брови взлетели вверх. – Опять кобелина объявился? Мои губы задрожали. – Объявился, да еще самым прямым образом. – Да ну! Выкладывай, – хлопнула меня по коленке Ритка. – Только потом. К нам Володя идет. Риткин муж, которого я называла не иначе как Владимир Геннадьевич, был директором строительной фирмы. Внешностью он походил на английского аристократа. Худой, почти тощий, с лошадиным лицом и тонкими руками. Его легко было представить на скачках в Эскоте или перед камином в родовом замке. Мой Володя, говорила Рита, человек навыворот. Все думают, он – интеллигент-хлюпик, а он крепкий бульдог. Владимир Геннадьевич поздоровался со мной и ушел на веранду. – Поставь ужин, – попросила Рита. – Человек проголодался. «Человек» хотел запротестовать, но Ритка мне подмигнула. Все понятно: ей нужно отправить свою половину куда-нибудь подальше, чтобы мы могли без помех поговорить. Коричневая молния – сеттер Чарльз носился около нас, а потом резко сменил маршрут, кинувшись в дальний угол – к детям. Он застрял там, увлеченный детской возней. Когда я выложила Рите про предательство Игоря, она сложила губы бантиком и хитро прищурилась. – А ты думала, что он исправился? – Ничего я не думаю, – вспыхнула я. – И правильно делаешь. Такие мужики не исправляются до старости. Знаешь поговорку «Черного кобеля не отмоешь добела»? По-моему, это про него. А ты что хотела, опять с ним сойтись? А как же Боря? К нему Кристинка уже привыкла. Я не стала говорить Ритуле, что с Борисом мы в разладе. Ритка, которая давно бы получила Нобелевскую премию за примерение всех враждующих и конфликтующих, сразу кинулась бы мне на помощь. А я сильно сомневалась, что нуждаюсь в ее советах и помощи. В своей личной жизни я должна разобраться сама. Не объявлять же Ритке, что у Бориса снесло крышу от неудач в бизнесе, что он стал жутко злой и агрессивный… и вообще пока нам лучше разбежаться и пожить отдельно. – Я все понимаю. Но… – Бориса ты не любишь. А по этому сохнешь. – Вот это меня и злит больше всего. – Я сорвала травинку и прикусила ее зубами. – Вроде глупо это и нелогично, а ничего с собой поделать не могу. – Конечно, вы снова переспали… – усмехнулась Рита. – Переспали. И это было плохо. – Почему? Может, ты так лучше разберешься в себе. – Чего там разбираться, – вздохнула я. – По-моему, я кретинка законченная. – Протестую. Экземпляр не вполне безнадежный. – И на том спасибо. Только я запуталась окончательно. Одно утешение, что скоро я загружусь работой под завязку и распускать сопли мне будет особенно некогда. – Не зарекайся. Распускать сопли, как ты выражаешься, самое, что ни на есть, женское занятие. Если не распускаешь, ты синий чулок и никому не нужная старая дева. – Тогда мне это пока не грозит. – Не грозит, – подтвердила Ритуля. Чарльз подбежал и положил умную собачью морду на колени Рите. Я же хороший, говорили его глаза, очень хороший и прошу меня погладить. Рита потрепала его по холке. – Мне кажется, нас сейчас пригласят к ужину. И как бы в подтверждение ее слов раздался зычный голос Владимира Геннадьевича: – Все готово, девочки, прошу к столу. – Вы что, с мужем пользуетесь телепатией? – За тридцать лет брака еще и не тому научишься! – Мне кажется, вы по-настоящему счастливые люди. – Какие есть. Ритуля готовила так, что при одном взгляде на еду хотелось поселиться в кухне и не выходить, пока не закончатся запасы еды. На столе овощной салат, оформленный так, что не стыдно подать и к королевскому столу, горка аппетитных блинчиков и большие тарелки с воздушным картофельным пюре и дымящимися котлетами. Как Ритке удавалось приготовить такие классные котлеты – сочные внутри и с хрустящей корочкой снаружи, – я не знала, потому что мои котлеты были всегда как подошва. «И это можно есть? – каждый раз изумлялся Борька, с трагическим видом осматривая мои кулинарные «шедевры». – Ты уверена, что это съедобно?» Первое время я обижалась на такую критику, но потом просто перестала готовить котлеты. Это не мой кулинарный конек. – Твои котлеты! – простонала я. – Это – нечто! – Чего говорить! Давай ешь… – А дети?.. – Потом позову. Будут тут у нас под ногами мешаться… Солнце уже разметало последние закатные лучи-хвосты по небу, и оно стало серо-дымчатым в розоватых всполохах. Владимир Геннадьевич подливал в маленькие рюмочки красного винца, и я расслабилась так, как не расслаблялась уже давно. Все проблемы разом съежились и уже не казались такими трудными и неразрешимыми, как еще час назад. Умяв парочку котлет, я ощутила прилив бодрости. А затем еще был знаменитый Ритулин самовар с еловыми шишечками – добрый талисман дачи, уверенно выводивший свою песню слабым фальцетом. Вечернее чаепитие всегда проходило в беседке за прямоугольным столом, покрытым яркой клеенкой. На столе уже высилась горка булочек с корицей и кунжутом, пирог с вишневым повидлом, хрустящие вафли, чай с мятой. Я просто обожала мяту! Дети уже спали. Чарльз лежал под скамейкой и делал вид, что тоже спит. А фонарик, висевший над входом в беседку, освещал нас тускло-золотистым светом. В беседке было зябко, но положение спасала толстая мохеровая кофта, которую Ритуля притащила из дома. Кофта была мне велика, и я куталась в нее, как в одеяло. – Может, останешься денька на два, – предложила Рита. – Отдохнешь, выспишься. Правда, Володя? |