Книга Беглый, страница 74 – Винсент Килпастор

— Здарова!

— Салям алейкум — открывай ворота, дядя Малявин!

— Далеко собрался?

— В тубдиспансер собрался за результатом анализов. Нам без анализов — сами знаете, строго воспрещается!

— Экзотикь! А я по твою душу. Ты это, кино Однажды в Америке помнишь? Ну, помнишь момент, Лапша выходит из тюрьмы, а его встречает Макс с голой бабой в машине? Я только вчера пересматривал! По рейтингу — второй фильм в моей коллекции!

— Ну и? Баба-то голая где?

— А тебе на хер баба, что мало Ди? Такая дама приятная во всех отношениях. Гордая только немного и все.

— Ди, Малявин, это мой хлеб! Но иногда хочется ведь и тёплых булочек! И пышечек, и пирожных! Махнём по бабам? А?

— Бабы, шмабы. Берись за ум уже наконец. Отгулял. На вот — тебе. Гонорар вчера только получил за статью в немецком журнале. Прости, что сразу не сообразил. А вчера кино смотрю, думаю — мля! Как же эт я? Маху дал!

Я раскрыл ладон ь и увидел там двести баксов. ДВЕСТИ БАКСОВ! Целое состояние по тем временам. Хватит на пару месяцев вполне комфортной жизни в упорных поисках работы. Ай-да Малявин!

— Ну, Малявин. Ну… не знаю, брат, не знаю! Спасибо…Спасибо МАЛЯВИН тебе! Не знаю, что и сказать! Не все родные честно говоря так встретили!

Да что уж там греха таить — не все, никто так не встретил. Ни одна падла. Спасибо!

А когда отдам вот не знаю.

— А и не надо отдавать. Просто правильно потрать, и кино-то посмотри «Однажды в Америке». Всё будет хорошо, я уверен в тебе. Сдюжишь.

— Слушай, Малявин, а может все ж махнём куда? Я угощаю! Нынче деточка я буду фантастически богат!

— Не получится махнуть — вон леди Ди за нами из-за занавески наблюдает.

Да и потом у меня дела кой-какие ещё на Чиланзаре. Я поеду, а ты заскакивай позже — электронную почту проверить. Может где и на интервью позовут.

* * *

Бегом вернувшись домой я несколько секунд торжествующе трясу баксами перед самым носом Ди.

— Вот они — на хую намотаны! Кто теперь тут кого емеет и кормит, а?

Но Ди делает вид, что не читает в этот раз моих мыслей, и ни на йоту не сдвигается с прочно занимаемых позиций:

— Ну и что ты тычешь этой мерзостью мне в лицо? Езжай, разменяй сотню, купи свежего мясца, комет-гель для ванны и присыпку для Аленюшки. На Алайский езжай — там менялы круглые сутки ошиваются. Корейцы, в основном, или татары. Хотя подожди, подожди — лучше до Детского Мира дойди — там на пару сумов курс всегда больше.

Давай! Дуй! Добытчик ты мой!

Не чувствуя под ногами земли как человек выигравший миллион в рулетку, я вприпрыжку, напрямую через волгоградский бублик помчался на станцию метро Пятьдесят лет СССР.

Метро было там же и выглядело вроде так же, но называлось теперь «Улугбек». Я вспомнил пухлого баландёра из второго аула и улыбнулся. Явно назвали не в его честь. Насколько помню оный Улугбек был звездочёт и внук Амура Тимура. Ну и ладно, как говорится, главное чтоб под хвост не долбился.

* * *

На прохладной станции в ожидании поезда мытищинского вагонозавода, наблюдаю разруху внесённую Улугбеком в братскую семью народов. Раньше станцию «Пятьдесят лет СССР» украшали пятнадцать огромных тяжеленых бронзовых гербов всех республик союза.

Бронза очень зачётно смотрелась на фоне тёмно-коричневого, с черными вкраплениями отшлифованного гранита станции. Станция больше походила на зиккурат вавилонских богов, чем на остановку общественного транспорта.

Теперь вместо гербов станция Пятьдесят лет СССР красовалась огромными дырами свежего щербатого цемента.

Я живо представил, как поздней ночью, по-воровски крадучись, на станцию пришли мрачные люди Улугбека. У людей были дыры вместо глазниц — вроде тех, что сейчас украшают стены станции. В руках у слепых людей были длинные стальные ломы-иглы. Безглазые люди ударили ломами в Украину, Казахстан, Литву и Беларусь… Гербы союза братских республик, медленно, как бронзовые листья осенью, кружась, обрушились на рельсы с плачущим бронзовым звоном.

— Улугбек бекати! — вывел меня из трипа голос узбекского левитана.

Я вскочил в подъехавший поезд, и покатил на мустакилик хиебани, бывший Сквер Революции — там до Детского Мира можно за минуту бегом. Я сказочно фантастически богат!

* * *

У Детского Мира мой наметанный на нелегальщину арестантский глаз, сразу выделил в толпе движенщиков-барыг. Честно скажу, свобода и общение с вольным людом сильно напрягают по-первой. В лагере вольнонаемных автоматом приравнивают к ментам, и ведут себя с ними соответственно. На воле нужно некоторое время, чтобы изжить этот стереотип и перестать вежливо заискивать с каждым продавцом сигарет будто он по меньшей мере офицер оперчасти.

Моё доверие вызывала немолодая кореянка с ярко накрашенными губами. От неё сквозило уверенностью и олимпийским спокойствием. На аферистку вроде тоже не походила. Да ещё давала на двадцать сумов больше чем остальные. Значит сто две тысячи! Ого! Сто две тысячи денег! Сначала — по шашлычку, потом… О!

Наконец-то смогу увидеть отца. После развода он оставил все маме, а сам переехал с Борькой в такую тьму-таракань, что у меня реально не хватает денег, чтобы оплатить путешествие. Ну, и, если честно — все время не как не выберу, стыдно. Сейчас минут через пять смогу рвануть к отцу на такси.

Озираясь по-сторонам, быстро нырнул за ней во двор ближайшей девятиэтажки. Всем знакомо это паскудное чувство страха перед запалом, когда покупаешь гандж, например или меняешь валюту. Страшные преступления! Идиотизм закона закаляет в нас чувство отчуждённости от государства, а это друзья, очень хорошо! Государство нам не друг и

никогда не будет. Не обманитесь! Пусть засунут свои гражданства, прописки и лицензии в задницу, куда поглубже. Нам бы до Москвы, а там уже — рукой подать.

Моя новая знакомая заскочила в подъезд и вскоре вышла с полиэтиленовым мешком Озик-овкатлар, набитым пачками бумажного воплощения молодой узбекской государственности.

Сотку Левина она элегантно поместила между двух, далеких ещё от увядания фарфоровых грудей, которые бывают только у выходцев из Японии, Кореи и Индокитая, и тут же враз растворилась в уже начинавших густеть сумерках.

Я сунул деньжищи подмышку и не успел толком развернуться от подъезда, как оттуда бодро вышло двое увешанных рациями и дубинаторами казахов из патрульно-постовой службы.

Подстава! От сука, лоханулся сердешнай! И на старуху бывает юрьев день!

Это я уже на бегу делюсь с собой эмоциями.

— Ах, шишинга! — раздосадовано восклицает один из ментов бросаясь следом. Менты не любят, когда граждане не сдаются сразу, а проявляют нездоровую инициативу и убегают.

Я бегу! Бегу что есть силы, забыв от страха дышать, бегу!