Книга Беглый, страница 89 – Винсент Килпастор

У Веры Петровны были природные способности к лингвистическому анализу.

— И правда — сахар. Половина сахар, половина мёд Почему то вырвалось у меня.

— Сдачи нет

Петровна ловко заныкала мои шашлычные тысячи в опавшие черепаховые перси.

— И сучке своей скажи, что не ржала так громко — люди-то спят.

Когда она повернулась спиной, во мне проснулся мой персональный раскольников. Я живо, с плеча расколол ей черепушку бутылкой шампани, сорвал связку ключей, перерыл вверх дном всю старухину комнату и отправился с Анной из Петербурга в Москву. Персональный раскольников живёт в каждом из нас. Просто не все дают ему волю.

* * *

Пару раз моя история прерывалась душераздирающими стонами из-за стенки. Звуки были сравнимы с истерикой мартовских котов. Анна была более привычной к этим возбуждающим мужскую фантазию белым шумам.

— Это Раношка. Швабра писклявая. Не обращай внимание. Всё понты.

Когда я закончил свой рассказ, Анна добила паркентский шампунь, вволю похохотала, а два раза даже всплакнула. Я был в ударе. Так наверное привлекал бы самочку гитарист-фламенко, выкрутив из гитарных звуков оголённую душу.

— Знаешь какой из этого всего вывод? Ну из всей твоей истории? На воле сейчас — тоже как в тюряге. Точь в точь. Если есть у тебя крыша ментовская, а лучше всего, конечно же СНБ

— можно делать все что хочешь. Вот так, дружок. У Артурика, походу, был канал. Но он — дебила, Артурик мой. Дебила и козёл.

Мне понравилась Анина характеристика полицейского государства. И я уже знал как в нем выжить. Тюрьма сделала из меня образцового гражданина или, как с французким прононсом говорят узбеки: «фукаро». Фукаро Шурикь — старый проженный стукач и курва.

— Крыша? Крыша эт надо подумать. Хм. Может капитан Казематов? Ищет ведь меня,

фраер желтоглазый. Не. Мелковат Казематов. Я — натура с масштабом. Я, Анечка, такое…

«Иди сюда» — почти неслышно прошептала мне Анна, когда уже изготовился завалиться на пол на свою подозрительно пятнистую курпачу.

* * *

И была у нас с ней любовь. Самая настоящая, нежная и чистая, если не считать, что она заставила меня воспользоваться турецкой резинкой коих была тут полна тумбочка. И не купишь таких сладких моментов ни за какие деньги, а потому был я Анне чрезвычайно благодарен.

Позже Анна навалилась на меня и уснула, довольно громко посапывая. А мне все не спалось. Думал где бы побыстрей обзавестись надежной крышей. Пуленепробиваемой. Ведь теперь на воле, так же как в тюрьме. Римское право в редакции золотой орды. А будет крыша — заживем как все честные люди.

* * *

Сквозь блядские персидские гардины пробилось самоуверенное утреннее солнце. Первое утро в вертепе Веры Петровны. Ведь не зря вот раньше устраивали всякие воровские хазы и малины. Чтоб гаситься после лагерей. Не потому что никто не хотел исправляться. Не потому, что конченый уголовщиной народец. Это потому что совковая система прописок, регистраций, военкоматов и трудовых книжек, которые никогда никому сразу не выдавали. Кто мешает выдавать весь пакет этого бумажного паскудства прямо в лагере, в светлый день освобождения?

* * *

Я набрался духу и двинул в туалет. Бачок явно нуждался в мужских руках — вода текла бесконечным потоком игристого горного ручья. Я влез в бачок руками и чуть не грохнул об пол крышкой. Починить бачок оказалось сложнее, чем я самонадеянно думал. Теперь студеный ручеёк превратился в Чимганский сай. Но это не было помехой в прогулке романтика.

Ай ручеёчек, ручеёк

А брал я воду на чаёк

Ромалэлэ и тэ чавалэлэ

Я сбежал из туалета и свернул на кухню — глотнуть из под крана воды. Сушняк был такой, что я чуть было не приложился прямо к запотевшему бачку.

На кухне молодая обнажённая узбечка жарила яйца. На девушке были только дешёвые трикотажные трусы не первой свежести. Сзади они немного смялись и слегка проникли ей в молодую задницу. Усилием воли я оторвал от трусов глаза и они тут же прилипли к её маленьким по-дикарски направленным в разные стороны сиськам. Я отвернул голову, но исподтишка, из уголков глаз продолжал её лапать везде глазами.

— А вы тут с кем? С маленькой Наташей? Вы ее в другой раз за завтраком шлите, сучкя наглий. Ивсегда клиент запставляет заптракь готовить. Невоспитанный девушькя.

— С Анькой он. Жених ейный. Эй, жених, если деньги есть, могу и тебе яичницу сварганить.

— С Анькой? Вай-ей! А Артурик узнает? Здравствуйте, я — Рано, а вас какь зовут?

— Шурик

— Ну вы заходите гости, Шурикьджян, соседом будем теперь. Добро пожаловать наш махаля.

Вера Петровна грубо прервала мою новую знакомую:

— Не растапыривай ноги, кошка дранная. Забирай свой сковородник и греми мослами в комнату. Так ты будешь яичницу или нет?

— Буду

— Двести пясят за одно яйцо. Хлеб бесплатно.

— Пасибо. Анна проснётся — сразу отдаст.

— Отдаст. Куда денется.

Я проглотил глазунью из двух яик — (500 сум). Пока я ел Вера Петровна сидела напротив и пахла нестиранным бельем. Голова затяжелела от бессонной ночи и горячего завтрака. Мне не хотелось будить Анну и я вытянулся на полу. Полчасика поваляюсь и двину искать лохов-туристов. Мне теперь вдвойне надо стараться. Заботиться об Анне. Нельзя

допустить, что она занималась этой гадостью. Так влюбился, что сейчас ревную даже к подушке по которой разбрызгались её роскошные волосы.

Мы сладко проспали почти до самого вечера.

* * *

В вертепе кроме нас с Анной гнездилась очень слабая на авангард Рано. Она готова была ебаться с драматическими выкриками даже за стакан семечек.

Ещё лямку Веры Петровны тут тянули маленькая и большая Наташи — экзотическая пара лесби. Маленькая Наташа имела фамилию «Осипова» и в пятой графе числилась как «русская», но оттенком кожи была сравнима с арапом самого Петра Великого. Это была первая настоящая негритянская проститутка которую мне довелось увидеть живьём. Вторая Наташа была рослой рукастой и широкоплечей лошадью с детским лицом и сердцем. Жили Наташи душа в душу и спали в одной кровати. Правда, не часто. Чернокожая маленькая Наташа была ходовым товаром. Поэтому когда её пользовали в комнате, иной раз в два смычка, большая Наташа нарезала вокруг девятиэтажки круги и непереставая курила Пайн. Раношка, Наташи и моя Барби были постоянным передком вертепа Веры Петровны.

Ещё тут бывали две еврейские близняшки Ася и Яся — вы наверняка их видели если были в те времена завсегдатаем стрипушника на самом верхнем этаже в Хотел Узбекистан. Девчонки были очень похожи и надо было знать их лично, чтобы быстро отличить. Не ничего более разного, чем пара близнецов.

Заботливые родители Аси и Яси недавно переехали в Тель-Авив, оставив дочерей на пару месяцев в Ташкенте — защитить дипломы нархоза. Ташкентская защита диплома, отличающаяся от сицилийской только размером членского взноса, спасла жизнь и Асе и Ясе. Арабская смертница, коими так нынче изобилуют автобусы в обетованных землях, одним махом сделала их сиротами и толкнула на скользкую дорожку в зарождающемся узбекском шоу бизнесе.