Книга По прихоти судьбы, страница 35 – Джулия Тиммон

Тугой узел моих тревог, опасений и неуверенности вдруг ослабляется, и все тяжелое и темное уходит прочь, а на первый план выступают радужные надежды и вера в силу любви. Мы оправимся, сумеем оставить прошлое в прошлом, во всяком случае настолько, чтобы оно не мешало идти дальше и радоваться тому, что есть здесь, сегодня. Мы выкарабкаемся, воспрянем духом, кирпичик за кирпичиком выстроим новую, другую жизнь. Только бы больше не становиться жертвами недосказанности и никогда не расставаться, только бы всегда быть вместе, сердце к сердцу, рука в руке…

Дэниел выпрямляется, поднимает меня с кресла, садится в него сам, усаживает меня на колени, берет за голову, и мы сливаемся в долгом пылком поцелуе.

Какая я была дура, когда пыталась уверить себя, будто могу нормально жить, полноценно дышать без него, сколь нелепую и унылую стремилась выпросить у судьбы для себя и Лауры участь! Теперь все в прошлом, я прозрела и постараюсь не повторять столь серьезных ошибок.

— Трейси… — тяжело дыша, шепчет Дэниел, и мне кажется, что в этом голосе, в этих губах сосредоточено полвселенной. — Как я рад… Счастливее меня сегодня нет никого в целом мире. Или хотя бы настолько же счастливого…

— Ошибаешься, — возражаю я. — Настолько же счастливый человек прямо перед тобой.

Лицо Дэниела освещается столь сияющей и открытой улыбкой, какой он не улыбался никогда прежде.

— Есть еще одна счастливица, — говорю я. — Но она еще не знает, что за сюрприз ее ждет, довольствуется лишь предчувствиями. — Сдвигаю брови. — Точнее, ей доведется стать счастливицей, если ты согласишься приехать к нам сегодня на ужин…

— Согласен ли я? — Дэниел смеется. — Вам стоит только намекнуть — и я буду с вами каждый вечер, за каждым ужином.

Наклоняю голову набок и притворяюсь, что задумываюсь.

— Перспектива заманчивая. Мы поразмыслим об этом и сразу сообщим тебе, что решили.

— Надеюсь, мучиться в ожидании мне придется не слишком долго, — смеясь говорит Дэниел.

— Не слишком, — заверяю его я. — Мы не мучительницы, хоть в некоторых делах и не слишком расторопны.

— Может, для меня сделаете исключение и посовещаетесь сегодня же?

Смеюсь.

— Надо спросить об этом у младшей хозяйки дома. Исход совещания будет зависеть от нее.

Дэниел с шумом вздыхает.

— Уж она-то меня пощадит. — Он наклоняется и чмокает меня в мочку. — Ура! О чем еще можно мечтать?

Просыпаюсь утром удивительно легко и иду в душ, чуть не приплясывая, хоть вчера был день памяти и мы разговаривали в основном о Ричарде, а я несколько раз плакала — на кладбище за церквушкой, недалеко от дома Монтгомери, и вечером, когда мы все вместе смотрели альбомы, вспоминали и слушали Дэниела. Он рассказал о моем муже много такого, чего, не появись Дэниел в нашей жизни, я никогда не узнала бы.

Казалось бы, сегодня мне суждено встать с тяжелой головой и грузом тоски на плечах. Но на душе светло и нет желания затенять этот свет мраком. День рождения! — вспоминаю я. Сегодня мне стукнуло двадцать семь. Неужели поэтому я и радуюсь?

В позапрошлом году, когда не стало Ричарда, о моем дне рождения не вспомнила ни я сама, ни кто-либо из родственников. Я в этот день увидела тело мужа в морге и весь вечер пролежала почти без чувств, а многочисленные друзья и родственники занимались организацией похорон.

Через год, когда мне исполнилось двадцать шесть, я с утра сама обзвонила своих и попросила не упоминать о моем празднике, будто его вовсе нет. Мама осторожно предложила хотя бы просто собраться и попить чай с тортом, но раны в моем сердце были еще слишком свежи и я ответила категорическим отказом.

В этом же году почему-то все иначе. Встаю под душ, ломая голову над вопросом, почему мне так отрадно, и вдруг вспоминаю, что Дэниел хотел позвонить мне в этот день, если бы я не приехала к нему сама.

Вот, оказывается, в чем дело! Где-то в подсознании я, еще не успев проснуться, уже ждала поздравления, потому что благодаря Дэниелу, как ни удивительно, с каждым днем, с каждой минутой все сильнее оживаю.

Быстро принимаю душ, вытираюсь, почти выбегаю из ванной, напряженно вслушиваясь в тишину и ожидая звонка, но телефоны молчат до той самой минуты, когда мы с Лаурой выходим из дома и садимся в машину. Завожу мотор, а сама все поглядываю на дочь, надеясь, что ее шепотки с Дэниелом и Брэдом позавчера вечером были ни о чем ином, как о моем празднике. Увы!

Лаура, став собой прежней с возвращением Дэниела, трещит про карандаши, ручки и краски, которые необходимо купить перед школой, а о том, что у меня день рождения, будто знать не знает.

Разочарованно вздыхаю и вывожу машину на дорогу. Ни мама, ни отец, ни Монтгомери, ни даже Брэд — меня не поздравил никто. Но я сама так постановила. К тому же не собираюсь устраивать праздник, никого не пригласила, не заказала торт со свечами — даже не намерена покупать готовый и поить родных чаем. Никто и не догадывается, что у меня в душе вдруг закончилась ледяная зима и наступила зелено-золотистая весна. Рассказывать об этом кому бы то ни было пока неловко — слишком уж внезапно нагрянули перемены.

День проходит как обычно, но я все прислушиваюсь: не заиграет ли мелодия сотового? И то и дело достаю его и поглядываю на экранчик: вдруг мне звонили, а я не услышала? Или по крайней мере прислали сообщение?

Нет. Телефон молчит. А день близится к концу. Забираю Лауру из садика совсем поникшая, но стараюсь не подавать вида. Она взахлеб рассказывает, что за обедом мальчик по имени Боб пролил на другого бульон и тот стукнул его кулаком по макушке, а воспитательница накричала на обоих. Слушаю ее и киваю, а внутри жалею себя.

Когда из сумочки раздается звонок, мы как раз приближаемся к дому и я так резко поворачиваю руль, что чуть не врезаюсь в клумбу.

— Черт!

— Мама, не ругайся, — делает мне замечание ни о чем не подозревающая Лаура.

— Да, кутик. Прости. — Глушу мотор, доставая сотовый. — Алло?

— Привет, Трейси, — звучит из трубки голос Дэниела.

У меня перехватывает дыхание. Наконец-то!

— Как дела?

— Хорошо.

— Вы уже дома? — Его голос звучит до невозможности буднично.

— Да.

Неужели забыл? — гадаю я. Не может такого быть. Два года назад ради того, чтобы Ричард был со мной в этот день, он был готов получить в лоб пулю, а сегодня…

— Вы не против, если я снова явлюсь к вам на ужин? — невозмутимо спрашивает Дэниел.

— Гм… конечно, не против, — мямлю я.

— Если у вас ничего нет, я мог бы купить по дороге пиццу или сандвичей, — предлагает он.

Сандвичей?! Моему огорчению нет предела.

— Да, очень мило с твоей стороны. Мы как раз… гм… я хочу сказать, что-нибудь готовить у меня нет сил. — Забыл! — стучит в моей голове. Это почти невозможно, но он напрочь забыл, что у меня день рождения!