Книга Только скажи…, страница 17 – Патрисия Мэй Уайт

Брет кивнул, радуясь ее прикосновению. Значит, она не сердится и он не так сильно обидел ее, как опасался.

Идиот! Нужно избегать разговоров о том, чего он не знает. Например, разговоров о ее прошлом и муже, которого больше нет с ней. Расставание, должно быть, было мучительным. Сколько страданий вынесли его родители, однако они так и не расстались. Брет никогда не причинит Джози боль.

— Послушай, я захватил еду для пикника, — объявил он. — Не могла бы ты сделать вид, что ты — Симон? — Заметив обиду на ее лице, он поспешно добавил: — Дурацкая мысль! Забудь об этом. Ты права. Я просто буду самим собой. Произнесу несколько молитв, и будь что будет!

— Все в порядке. Ты специально взял выходной. Удивительно, что ты обо всем позаботился. — Джози устремила взор на корзину, стоявшую на заднем сиденье. — Мне не терпится узнать, что в ней.

— Не обольщайся! Я ведь покупал еду для Симон, а не для тебя.

— Думаешь, я не способна оценить что-нибудь изысканное? — Она смерила Брета презрительным взглядом и вздернула подбородок.

Джо поддразнивает его? Или он опять сказал что-то не то?

— Я не это имел в виду, — попытался оправдаться Брет. — Мне кажется, что у людей разные вкусы в напитках, еде, развлечениях. — Он чувствовал себя идиотом. Почему он смущается? Джо всегда принимает его таким, каков он есть. В этом суть их отношений.

— Ты захватил для меня несколько сэндвичей с болонской копченой колбасой?

— А почему тебе не нравятся отбивные?

— Потому, — улыбнулась Джози. — Ну ладно, я — Симон. — Она выпятила нижнюю губу и подняла брови. — Что ты придумал для меня сегодня, герой-полицейский?

Брет не смог сдержать улыбку. Джо на самом деле вошла в роль.

— Откуда ты знаешь, как называет меня Симон?

— Я прочитала открытку, которую она прислала тебе.

— Нельзя читать чужую корреспонденцию.

— Что же ты сделаешь? Арестуешь меня? — Джози подмигнула ему. — Итак, что у нас на повестке дня?

— Я подумал, не устроить ли пикник у озера. У меня есть одеяло, так что песок не попадет на твою одежду.

— Но ей придется дойти до одеяла, — возразила Джози.

— Не придется. Я понесу ее.

— Замечательно!

— Я разложу все припасы и буду класть еду ей в рот…

— Надеюсь, ты тщательно вымыл руки? — Джози схватила руку Брета и стала рассматривать его ногти.

— Пусти! — Брет почувствовал, как его бросило в жар. Высвободив руку, он стиснул руль.

— Итак, ты будешь скармливать ей икру на дорогих крекерах, а потом что? — Джози делала какие-то пометки на бумаге.

— Ты думаешь, она любит икру?

— Откуда мне знать? Она же не моя будущая невеста!

— Гм, занеси икру в список. После еды мы совершим длинную романтическую прогулку вдоль озера, будем идти, держась за руки, и разговаривать. Хотя я терпеть не могу слащаво-сентиментальную чушь.

Джози рассмеялась. Ему всегда нравился ее негромкий мелодичный смех.

— О чем же вы обычно говорите?

— О карьере Симон и о том, как я стану успешным бизнесменом.

— Как романтично!

— Ну вот, ты опять издеваешься надо мной?!

— Ты прав. Извини.

Но, по правде говоря, Джози не могла удержаться. Этот удивительно красивый мужчина был совершенно лишен воображения. Ей пришло в голову, что, поддразнивая Брета, она сможет заставить его понять, что влюбленным нужно обсуждать не бизнес, а свои мечты и тревоги.

Закусив нижнюю губу, Джози посмотрела в окно. Никогда она не рассказывала Дэнни о том, что пишет современные сказки — рассказы, основанные на надежде и вере в людей. Она скрывала свое занятие, потому что оно выглядело слишком старомодным и романтичным. Кроме того, вся ее жизнь состояла в том, чтобы быть миссис Дэниел Мэтьюз, которая присутствует на деловых обедах и наносит визиты попечителям.

Ей пришлось приложить много усилий, чтобы вписаться в чуждую ей жизнь. Она улыбалась, вела пустые разговоры и обдумывала очередную сказку. Ее улыбка была принужденной, а светские беседы — заученными. Но пустота в сердце была настоящей.

Брет повернул в Гилсон-парк, и машина медленно поехала по длинной извилистой дороге. С места парковки было видно озеро Мичиган.

— Я забыла, что здесь так красиво, — произнесла Джози.

— Романтично, правда? — Брет посмотрел на нее, ожидая одобрения.

— Да, очень! — Не отрываясь, Джози глядела в его удивительные глаза цвета морской воды. Бывали дни, когда вся доброта его сердца изливалась через эти глаза. Но в другое время при виде боли, затаившейся в его взгляде, у Джози перехватывало дыхание.

— Нужно ли мне поцеловать ее? — Рука Брета, лежавшая на спинке сиденья, почти касалась ее шеи. — Джо, ты слышишь? Прежде чем мы выйдем из машины, должен ли я поцеловать Симон?

Нет! Да! Глупая, он же говорит о Симон. Но ведь здесь сижу я. Поцелует ли он меня, если я скажу «да»?

Внезапно Джози охватила паника, и она быстро распахнула дверцу.

— Я должна подумать об этом.

Глубокий вздох вырвался из ее груди. Все это просто безумие. У нее нет причин так волноваться. Брет представляет, что в машине находится Симон, а не Джози, что это она наслаждается угощением и целует его в губы. Так уж случилось, что Джози — всего лишь дублерша.

— Ты хочешь, чтобы я один нес все это? — раздался голос Брета. Он с трудом удерживал в руках корзину, одеяло и бутылку вина.

— Подожди, я помогу. — Подойдя к нему, она взяла одеяло и бутылку. — Куда пойдем, шеф? — Джо обвела глазами берег.

— Вон там под деревьями есть неплохое местечко. Думаю, небольшая тень нам не помешает.

И макияж Симон не расплывется… Веди себя прилично, Джози!

Она поплелась за Бретом. Он опустил корзину, взял у Джози одеяло и разостлал его на траве.

— Ну что? Как тебе здесь?

— Очень мило. — Джози сбросила теннисные туфли и уселась на одеяло. — Какое это вино?

— Дорогое, — ответил Брет, как бы полагая, что этим все сказано.

— Она любит белое вино?

— Наверное. Достань стаканы.

Джози порылась в корзине и выудила два хрустальных бокала.

— Вот это да! Откуда они у тебя?

— Не совсем же я пропащий. У меня есть хорошие вещи. — Брет наполнил бокалы вином.

От нее не ускользнула обида, прозвучавшая в его словах. Джози сделала глоток. У сухого вина был горьковатый привкус.

— Ты уверен, что не хочешь присесть? — спросила она. — Трудно стоять, когда так сердишься.